Стоян Даскалов - Огненные зори

Очутившись на улице, Владо был буквально ослеплен ярким солнечным светом. Он зажмурился, покачнулся и почувствовал слабость. Стражники выпустили Владо за ограду, и он поторопился уйти из города. Юноша не сразу решил, что предпринять. Прежде было несколько домов, в которых его с удовольствием приютили бы, но, где сейчас их хозяева — он не знал. Владо перебрал в уме всех — старых и молодых, девушек и парней, у которых ночевал, с которыми проводил собрания, встречи. Но сейчас здесь оставаться было нельзя.

Выйдя за черту города, он направился к большому мосту. Обернувшись к окутанному пылью городу, заметил вблизи на склоне полянку. Спустился к ней, лег на спину и, раскинув руки, стал вспоминать, что говорили товарищи: «Воспользуйся случаем, выходи и берись за дело!» По этому вопросу споров не было. Но в сердце юноши родились сомнения, и он спросил товарищей: «Как вы думаете, что мне теперь делать с девушкой? Повернуться и уйти?» И сразу же послышался откровенный ответ: «А на что она тебе? Что с ней будешь делать? Любовь крутить? С этой буржуйкой?» В подвале сидели товарищи постарше, с большим опытом. Они горячо доказывали неправомерность его чувств. «Мы должны хранить свои идеи в чистоте, как знамя!» И юноше пришлось замолчать. Хотелось возразить, но он не находил слов, хотя и не соглашался с товарищами. Его терзали угрызения совести, хотелось бороться за свое чувство. Собственно, почему он не имеет права встречаться с этой девушкой? Ему вспомнились случаи из книг и жизни. И перед тем как его вызвали, чтобы сообщить об освобождении, Владо собрал возле себя товарищей как бы на суд, товарищеский суд над своей любовью.

— А почему, скажите, я не имею права на любовь? Почему должен лишь ради дела поддерживать с ней отношения? Не противоречит ли это морали? Это же обман с моей стороны, а мы не обманщики! Это было бы нечестно, даже подло, а мы ведь не подлецы! Почему мы все согласились использовать доверчивость девушки? Нет, не может быть таким нравственный облик коммуниста!

— Неужели ты не понимаешь, что мы должны использовать буржуазию в наших целях, если нужно, и не допустить, чтобы она использовала нас для укрепления своих позиций.

— Погодите, товарищ Георгиев, — обратился Владо как-то официально к известному в околии адвокату. — Как вы тогда объясните диалектически мое положение. Я, сын зажиточного крестьянина, иду с вами, причем не со вчерашнего дня. В доме этого богатого крестьянина решался вопрос о снабжении повстанцев оружием. Отец знал, что я отдал целую повозку пшеницы за это оружие. А ведь я считаюсь, как говорится, сельским буржуа. И такое не только со мной. Взгляните хотя бы на себя. У вас двухэтажный дом. Вы, конечно, богаче этого околийского начальника, который имеет маленький домик с небольшим двором. Он может рассчитывать только на чиновничью зарплату. А сколько учителей в селах — зажиточные люди, а не пролетарии, но коммунисты. Неужели вы не понимаете, что восстание, которое уже не за горами, разделяет людей на два лагеря по убеждениям, а не по богатству?

— Ты хочешь сказать, что дочь начальника пойдет с тобой против собственного отца?

— Я не хочу этого сказать, хотя считаю возможным.

— Это оригинально: восстание вместе с буржуазией. Как ты не видишь, что тебя затягивают в ловушку? Этот самый начальник, как только раздастся первый выстрел, перебьет нас здесь, как собак, прежде чем пустит себе пулю в лоб.

И Владо почувствовал угрызения совести из-за своего увлечения, но какое-то внутреннее чувство поддерживало в нем веру в правильность его поступков.

— А известно ли вам, — продолжал он, — что Карл Маркс был сыном относительно богатого человека, что в нашем парламенте есть коммунист, владеющий двумя тысячами декаров земли? Кто же его дети — буржуа или пролетарии? Мы различаем людей по их убеждениям, а не по тому, сколько земли у их родителей или у них самих: вот здесь, за дверью, стоят люди, у которых нет ни клочка земли, но они готовы перестрелять нас.

— Интересная теория смешения интересов пролетариата и буржуазии, — съязвил адвокат. Но Владо не сдавался:

— А куда, по-вашему, отнести разлагающуюся мелкую буржуазию? Есть ли для нее выход? Диалектически есть. С одной стороны, ее тянет к себе крупная буржуазия, а с другой — мы. Куда пойти? Но зачем отрицать возможность перехода некоторых буржуазных элементов в нашу среду? Когда мы привлекаем девушку на свою сторону, чтобы перевоспитать, вы вдруг заявляете: «Отступление! Предательство!» С такой постановкой вопроса, товарищи, я не согласен.