Венсан Равалек - Гимн шпане

— Бабки при тебе? — спросил я его у двери.

Конечно нет, они у пакистанца, в общем, все в ажуре, зря я напрягаюсь, но мне это не понравилось: я привык, чтобы деньги вперед; он подул себе на руки.

— Я с ними пять лет имею дело, не волнуйся, мусульмане ребята правильные, даже не курят.

В комнате было темно, тут наверху отрубили электричество, я сунул руку за трубу, где обычно хранил карманный фонарик; не то чтобы я им не доверял, но не хотелось таскать телевизоры за так.

— Эти?

Он осмотрел товар, при свете фонаря коробки казались гигантскими, модель устраивала, пакистанцы боялись только, что экраны окажутся маленькими; он похлопал по коробке и сказал с раздражением: вот жучила, если бы я знал, что они «чистые», загнал бы втридорога.

Меня впервые упрекали за первоклассный товар, а что он ожидал увидеть, черно-белые «ящики» без пультов, годов шестидесятых?

Мы взяли первую коробку, лестница была крутая, и хотя включенный фонарик торчал из кармана моей куртки, все равно ни, черта не было видно.

— Кстати, все может обернуться гораздо хуже, это не просто совращение, это подстрекательство к преступлению.

Я так понял, он снова завел речь о Мари-Пьер.

— Ты преступник, а она несовершеннолетняя, вот и получается: совращение и подстрекательство малолетних к преступлению.

Он начал меня раздражать, зря я все-таки позвал его с собой.

— Держи-ка повыше, а то вся тяжесть на мне.

На улице снова шел снег.

Пакистанцы ждали в переулке за домом в машине с заведенным мотором, обогрев был включен на максимум; не знаю, какой у них, в Пакистане, климат, по-моему, там растут пальмы, водятся слоны с верблюдами, насчет последних — точно, а в остальном — не уверен, в любом случае, в те края меня не тянет, первое, что я сделаю, как только подзаработаю, — повезу Мари-Пьер к солнцу, но скорее в Италию или Монако, как говорится, деньги к деньгам, и кутить лучше там, где их куры не клюют.

Они открыли кузов, это было глупо, мало ли кто мог проходить мимо, зря я сегодня пил, в нашем деле ясность ума — первое правило, недаром тюрьмы набиты пьяницами и недоумками. Я поспешил залезть в машину, не проболтайся, почем мы сговорились, шепнул мне на ухо мой партнер, не их собачье дело.

Они внимательно выслушали условия сделки, их было двое, один щуплый, другой покрепче, он-то и засуетился — мол, почему только один телевизор; мы же не вьючные ослы, возразил мой подельник, притащить сразу оба нереально, сейчас снесем второй, и хотел вылезти из грузовичка.

Сиди, — сказал я, — второй мы придержим, пусть сначала заплатят, нет денег — нет товара.

Прав-то был я, но они стали верещать без остановки, щуплый помянул Коран: мы люди чести, мы держим свое слово, ваши подозрения оскорбительны, — в общем, я сдался, в конце концов, было маловероятно, что они слиняют.

Когда мы поднимались по лестнице, мой спутник опять заговорил о Мари-Пьер, эта тема явно его занимала: с бабами надо быть начеку, от них не знаешь чего ждать, недавно какая-то девка на него заявила, она хотела работать проституткой, он отвез ее к Венсеннскому лесу, подождал, пока подойдет клиент, и некоторое время следил за ними из машины, дабы убедиться, что это не маньяк, поскольку страшно боялся нарваться на психа — одну его знакомую зарезал садист, нанеся шестьдесят три удара ножом, ее труп долго искали в округе, — но тут все было в порядке, за первым клиентом пошли другие, она в два счета заработала больше тысячи, а он издали ее охранял, они договорились пятьдесят на пятьдесят, и оба были довольны, но когда ее сцапали фараоны, девчонка стала выкручиваться, мол, она не проститутка, что вы, смотрите, вон мужчина в машине, это он ее заставил, она бы ни за что не пошла на панель… он еле успел смыться, однако полицейские Пьеро взялись за дело — приходили к нему домой, расспрашивали родственников, что да как, сучка знала его имя, и беднягу объявили в розыск. Он советовал мне держать ухо востро, тем более что Мари-Пьер — несовершеннолетняя, это вообще труба.

— Учись на моем примере, старик, будет обидно, если погоришь из-за малолетки.

Пакистанцы оказались на месте, я получил деньги, и мы расстались, меня ждала Мари-Пьер.

Вот идиотизм, «подстрекательство несовершеннолетних к преступлению», ведь я не заставлял ее воровать, а то, что я за все платил, еще ничего не значит.

— Мари-Пьер! — позвал я, но в комнате было темно, она уже легла.

Я раздался, скользнул под одеяло и меня захлестнуло жаркой волной; представь, что на улице снег, и сразу станет тепло-тепло, сказал я ей, и она прильнула ко мне… никогда, разве что давно, в юности, я так не влюблялся.