Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

— Ты поменьше при нем ори на меня, — мягко попросил папа Алеши. — И хвали хоть иногда.

— За что ж тебя хвалить? — с женской непосредственностью удивилась Надежда. — Ору, когда нажрешься, чтоб сын знал, что алкоголиком быть плохо.

— Я не алкоголик.

— А кто же ты?

— Нормальный мужик, семьянин, каких миллионы, — Панаров обиженно потянулся за книгой в матерчатом переплете, лежавшей неподалеку на кресле. — Может, не лучший — места в жизни не выторговываю, но уж точно не самый скверный. И мозги у Алешки от меня… Ты когда книжку последний раз в руках держала?

— Мне не до книжек, — оскорбилась Надежда, отодвинувшись от мужа. — Работа, дети, кухня, огород… Я вечером ни ног, ни рук не чувствую, на койку еле дотащусь и валюсь, как солдат. Это ты со смены пришел, поужинал и завалился на боковую со своим Гегелем или как там его…

— Потребность читать или есть, или ее нет, — уже глядя на страницу и давая понять, что разговор исчерпан, заключил Анатолий. — Я тоже не бездельничаю. Но без книжек сызмала жить не могу… А ты можешь.

— Вот вроде неплохой ты в целом мужик, но что-то в тебе Архипыч, видно, в детстве отбил, — предположила Панарова, желая, чтобы завершающая точка в разговоре, как всегда, осталась за ней. — Мать, небось, виновата. Позволяла ему тебя лупить ни за что… Книжками этого уже не направить. Многознание еще никого жизненному уму не научило…

— Ладно, философ, скоро все изменится… — с оттенком печали в голосе усмехнулся, пристально посмотрев на трогательную миниатюрную фигурку своей вечно боевитой и вечно правой жены, Панаров. — Тогда и посмотрим, кто чего стоит. Я уже кой-какие шаги предпринял и с нужными людьми переговорил… Будет тебе каюта на «Титанике».

Надежда, ничего не поняв, с чувством очередной одержанной победы в споре поднялась с дивана и отправилась на кухню проверить, не убегают ли щи и нужно ли добавить капусты, чтобы вышли погуще — на дольше хватит.

Она знала, что мужа не изменить, да и не желала в глубине души вместо уютного, мягкого читателя на диване заполучить добытчика-охотника, днями и ночами пропадающего на своих неведомых, потаенных мужских тропах.

Новая классная руководительница Алеши, Софья Пантелеевна, пользовалась негожей славой самой строгой и самой злющей училки в школе. Старше всех в коллективе — глубоко за шестьдесят, — она все еще кипела чопорной жизненной энергией и ценилась директором за то, что из непутевого, бестолкового материала пестовала образцовых учеников. Ей и поручили непростой коллектив четвероклассников из рабочего поселка.

«Вот их выпущу через семь лет — тогда уж и на пенсию», — клятвенно посулила она себе и коллегам.

Молодые учителя многозначительно переглянулись.

Седые волосы, робко подцвеченные хной со старческой небрежностью, видной у корней и вдоль плохо прокрашенного пробора, архаично разделявшего прическу ровно посередь головы, заплетенные в неуместную косу, уложенную на затылке бесформенной палевой плюшкой. Дряблые, обвислые, морщинистые ланиты; безвкусно подобранная, чересчур яркая помада на тонких ниточках губ под крючковатым носом; цепкие светло-серые, выцветшие, словно выгоревшие на солнце глаза; мешковатый, нелепый грубошерстный пиджак на сутулой спине. Она казалась им древней, как пирамида или ископаемый ящер.

Введя ребят в комнату и рассадив на те же места, что и в третьем классе, пирамида медленно обвела всех беспричинно сердитым взором.

«Если кто-то из вас думает, что будет безобразничать, что правила и дисциплина — не для него, тот оч-чень быстро и несказанно пожалеет!.. Да-да, я тебе говорю, Долманкин, и тебе, Зорькин, и тебе, Герасимов… И всех остальных поганцев я насквозь вижу и буду за вами следить. Мигом у меня вылетите из школы, и знаете, куда попадете!» — с огоньком в глазах начала она «урок мира» после первой школьной линейки в учебном году.

Дети настороженно притихли: они уже знали от старших, что их классная — сущий зверь в юбке.

«Хорошим, дисциплинированным ученикам опасаться нечего», — после выдержанной паузы успокоила класс Софья Пантелеевна.

Алеша явственно почувствовал, что учительница остановила благосклонный взгляд на нем, и сурово насупленные, седые брови на секунду распрямились, а в глазах заиграл отсвет благожелательной улыбки.

«Сейчас я вам раздам учебники… Новые книги получат отличники. Остальные — учебники от старших товарищей», — осведомила она не шевелящийся и почти не дышащий класс.