Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

— Давай уже без истерики! — не выдержав, оборвала ее Панарова, поднявшись с дивана. — Деньги у меня есть на книжке. Обустроитесь — как сможешь, отдашь. Мне не к спеху… Ребятишки маленькие еще, мне тратиться не на что.

Безотказный директор, благоволивший Надежде, с пониманием, по-человечески, даже по-отечески, отнесся к беде в семье молодой сотрудницы. Новенький, с иголочки, сруб был готов ударными темпами уже через неделю — из первоклассной смолистой строевой сосны, проведен как «для своей» через бухгалтерию и лесовозом перевезен на еще теплое пепелище.

Панаров выхлопотал отпуск вне очереди, изъяснившись в отделе кадров, и целыми днями работал, как заведенный, с Борькой и его братьями, помогая во всем: от рытья подпола, укладки фундамента и заведения венцов до стропил и рифленых листов шифера на крыше. Домой он возвращался ночью — помыться, поесть и поспать, чтобы рано поутру вновь исчезнуть, уйти на весь день.

Рожать Алешину крестную увозили из обжитого без новоселья (не до того!) дома, и зимой у него появилась еще одна двоюродная сестренка по имени Жанна. Тетя Лиза постепенно оправилась от шока, с головой погрузившись в заботы материнства: крохотная дочурка, изведавшая страх и панику еще до появления на подлунный свет, оказалась неспокойной, шумливой и требовательной, особенно по бессонным ночам.

— Спасибо тебе, Толенька — столько ты у нас поворочал! — потчевала она зятя, наливая полный стакан водки. — Век не забуду — и за то, что приютили, и за то, что подняться на ноги подсобили… Ведь на улице очутились! Некуда голову приклонить!.. Погорельцы!..

— Ладно благодарить-то, — резонно возразил, залихватски опрокинув поднесенную чару и понюхав половинку огурца, Панаров. — Если не свои — на кого же еще рассчитывать в жизни?.. Родственники мы все-таки…

— Родственник родственнику рознь, — с укором протянула Елизавета. — Вон, Темка Наташкин ведь гвоздя не забил! «Мне некогда, я работаю»… Вот и весь сказ.

— Да он всегда такой был, себе на уме.

— Эгоист — эгоист он и есть, — вынесла приговор обиженная Коркунова. — Но Наташка-то могла ж его пристыдить, заставить пойти подсобить! Нет — молчала, как неродная.

— У нее особого права голоса там нет, — вступился Анатолий за Нежинскую. — Живут как-то вместе — и то слава богу… Толку от него все равно бы не было. Он привык баранку крутить, а не бревна ворочать. Так что зазря на них не злись, Лизк, и не говори им ничего.

Елизавета, видно, все ж таки злопамятно затаила мстительную обиду на семью младшей. Никого из сестер не предупредив, втихомолку, с чувством торжествующей справедливости она в скором времени расширила площадь нового дома, поставив к нему со двора просторный пристрой. На пристрой были пущены бревна старого материнского сруба, молчком разобранного и перевезенного из Пелагеевки.

Узнав о случившемся, когда дело было сделано, Надежда была возмущена до глубины души.

— Ни нам, сестрам, ничего не сказала, ни матери. Тихой сапой все обделала, — нажаловалась она мужу. — Не жалко дома — ладно там, погорельцы… Но по закону он нам трем на равных принадлежит! Спросить-то нас надо было?.. Стремная она какая-то!

Как обычно, в глаза мама Алеши ничего сестре не сказала, с Наташкой и с матерью этой темы никогда не поднимала.

— Нам от них ничего не надо — пусть живут, как хотят. У каждого своя совесть и свои понятия, — резонно заметил Панаров. — То, что я должен был сделать — сделал, спина месяц потом не разгибалась. Пегий — мужик нормальный, а то, что Лизочка у вас самая повернутая, это и раньше было известно. В кого иначе сын ее чудной пошел? Не в отца же… Хорошо, у нас Алешка не такой. В мою породу, а не в вашу.

— Да не дай бог! — воскликнула Надежда, звучно хлопнув мужа ладошкой по бедру. — С твоей породой в жизни далеко не уедешь. На диване вылеживать да книжки философские читать надобно на пенсии, когда все засеяно-запахано. Ежели б из ваших кто погорел — так бы с голой задницей по улице до сих пор и бегали, куковали. А моя порода — вон, в новом доме, больше прежнего, живет. Не будем углубляться в подробности… Об этике там всякой можно рассуждать, когда есть кров над головой да что пожрать — в холодильнике.

— Порядочность будь присутствует в человеке либо ее нет, — поучительно изрек Анатолий. — Независимо от крыши и холодильника. Императивом зовется.

— Ага, конечно!.. Поди, с «Титаника» в лодках одни самые порядочные спаслись, — с сарказмом парировала Алешина мама. — Не смогли из вежливости отказаться, когда непорядочные им места уступали… Все от обстоятельств, от ситуации зависит. Коли в жизни будешь всем место уступать — кончится тем, что тебя как личность в упор замечать перестанут. Ковриком станешь, о который ноги вытирают… А дети видят поведение родителей и волей-неволей учатся от них. Смотри, не испорти мне мальчишку.