Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

Заново — лопата на штык в землю, перекопка палисадника, затем грабли, выравнивание, разметка и разбивка будущих овощных грядок, высевание широкой рукой мелких семян редиски, моркови, укропа, лука, а чуть позже — аккуратный посев заранее вымоченных и уже проросших семян огурцов, сплюснутых плоских семечек тыквы, россыпи гороха с бобами, потом в парник — купленной на рынке рассады помидоров и перцев.

Горы свиного и коровьего навоза, сероватой, с вкраплениями угольков, печной золы из бани, грязновато-белой гашеной известки, красновато-влажноватого торфа с болот, желтовато-сыпкого и тяжелого песка. Рулоны полиэтиленовой пленки, расстеленной по земле на закате, чтобы ночным морозом не прибило дружно проклюнувшиеся бирюзовые всходы, тяжелые кирпичи по краям, без которых защиту вмиг унесет первым порывом ветра. Десятки оттягивающих руки, режущих проволочной дужкой ладони полных ведер, принесенных из колонки, чтобы загодя наполнить водой заржавленный железный полуцилиндр садовой ванны для полива. Затем, немного погодя, щадящее прореживание пальцами-щипцами слишком густо взошедших хрупких ростков, прополка от цепкой, вьющейся жесткими лианами «березки» и вездесущих длиннокоренных одуванчиков, осторожное рыхление мотыжкой сухой корки, подкормка замоченным и разведенным водой куриным пометом, поднятие огуречных плетей, чтоб не загнивали, окучивание борозд, бесконечный сбор кладок яиц, личинок, гусениц и жуков повсюду, где что-то было посажено и росло, обещая скорое вознаграждение за тяжкий крестьянский труд.

С мая по сентябрь в жизни Алеши не было почти ни одного свободного вечера, ни одного праздного выходного дня, когда бы он не получал какого-нибудь задания от живших в страдную пору на огороде и огородом, не покладая рук, честно выбивавшихся к ночи из сил в порывах вынужденного трудолюбия «городских» родителей. Зато в магазине покупались лишь хлеб, молоко, рыба, крупы да всякая фруктовоягодная экзотика, что на дворе не росла. Нехитрые расходы семьи шли в основном на одежду, обувь и обустройство дома — бережливая Алешина мама каждую копейку откладывала на сберкнижку, на будущее детей, что непременно должны были «жить лучше, чем мы — как люди».

Стараясь как-то украсить чересчур буднично-овощной палисадник и не желая слышать попреков супруга в тщете этого занятия, Надежда сама, без помощи мужчин, выращивала в разбитых клумбах и куртинах нарциссы, тюльпаны, флоксы, пионы, гладиолусы, георгины, гиацинты, гвоздики, анютины глазки и даже капризные колючие розы, которые Алеша недолюбливал.

По мнению мальчика, самыми полезными на участке были грядки с крупноплодной «викторией» и садовой земляникой помельче. Прихотливые, требовавшие много солнца и воды, предпочитавшие размножаться бестолковыми длиннющими усами, нежели плодами, нуждавшиеся в регулярной прополке и прореживании, быстро старевшие, восприимчивые ко всякой заразе, легко подхватывавшие «мучнистую росу» и прочую гниль, они все же подчас одаривали его одной-двумя кружками бесподобных спелых, ароматных ягод, вкуснее которых — перемятых ложкой, смешанных с сахаром и залитых теплым молоком — Алеша ничего в жизни не ел.

Правда, на варенье ягоды приходилось недешево покупать на рынке — своих не хватало. Либо насбирать в комарином лесу, уезжая с мамой на день-деньской с бригадой крепких, с утра ядрено-потных лесорубов в кузове бортового «Урала» с брезентовым шершавым тентом.

Внезапно — без письма, без телеграммы, без звонка — нежданно-негаданно в июне в гости к Панаровым нагрянул Славка, шурин — тот самый, что охранял зону с заключенными под Актюбинском.

По такому редкому случаю в доме объявились все родственники, даже отцов младший брат Володька с женой и сыном прикатили автобусом из Саратова.

Темноволосый, кучерявый, кареглазый усач с военной выправкой был как две капли воды похож на старшую сестру, лишь блестевшие очи с чертенком обличали живость, вечно веселый нрав и бесшабашность балагура, несвойственные серьезной и ответственной Надежде.

Дядя Слава привез целый чемодан подарков: банки дефицитной сгущенки и говяжьей тушенки, растворимый кофе, паюсную икру, ноздреватый сыр, диковинные паштеты, армянский коньяк, прибалтийский ликер, пахучую ветчину, финскую «салями», кубинские сигары любимому зятьку…

— Надьк, как ты подобрела, раздалась-то за мужиком! — игриво подмигнул он сроду не весившей больше пятидесяти четырех килограммов и частенько подчеркивавшей сей факт сестре. — А зять, наоборот, усох весь, тока комок нервов остался, — шутя боднул он кулаком в живот стокилограммового ширококостного Анатолия.