Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

После рано выпавшего сырого снега, не пролежавшего и ночь, зарядили, закапали докучные, промозглые дожди с крошкой. Выйти во двор, осторожно хлюпая рифлеными подошвами по скользкому набухшему суглинку, можно было только во влажных, не успевавших просохнуть и ледяных изнутри резиновых сапогах да галошах не впору, стоявших в сенях за дверью. Вымоченные стежки тянулись мелкими лужицами с предательски гладким дном — надежнее было шлепать по островкам пожухлой, изжелта-бурой травы по сторонам.

Тошка с неохотой вылезал из будки лишь по необходимости, и в стылой сырости ощущался острый запах его жизнедеятельности, не имевшей шансов затвердеть на солнце и ветру. Кипенно-белый мех стал палевым, неопрятным, грязным.

Мимо голых развесистых черных крон вишни, сливы и яблони следовало проходить очень и очень осторожно. Достаточно было слегка зацепить плечом тонкую ветку, как на голову и за шиворот осыпался, окатывая сверху донизу, студеный поток тяжелых капель, наготове нанизанных крупными стеклянными бусинами.

Мрачные, нахохлившиеся грачи последними поняли всю бесперспективность дальнейшего пребывания на пустых топких огородах и что-то замышляли, кучкуясь зябкими черными стайками на обнаженных белых березах.

Прошка почти не выходил из дома и спал без просыпу, свернувшись уютным клубком на убранной, накрытой покрывалом койке у непрестанно, день и ночь, с шипением топившейся газом галанки.

Разбавленные аметистово-фиолетовые чернила ноябрьского неба сливались вдалеке с угольной тушью раскачивавшихся на ветру сосновых крон на холмах за рекой.

Алеша подхватил бронхит и в школу не ходил. И хотя бессонными ночами он с трудом дышал, со свистом выгоняя из легких горячий воздух, чтобы изо всех сил снова вдохнуть полусидя, опираясь руками на края смятой постели, хотя от жара ломило виски и в царящей в доме дремотной тиши некто бессвязно нашептывал и пощелкивал в ушах, хотя от банок и горчичников на спине и груди не было живого места — обожженная кожа чувствовала каждое касание одеяла и простыни — он был рад, что не увидит ни Риммы Григорьевны, ни одноклассников. С утра до вечера он читал книжки, вернее, не читал, а забывался, всматривался в вымышленные чужим воображением миры своей детской фантазией и видел «в единой горсти бесконечность и небо в чашечке цветка», найдя самое надежное убежище от зол мира подлинного.

С приходом зимы в гости стал чаще захаживать Фролин и приглушенным голосом разговаривать с Алешиным отцом на кухне. Чем-то озабоченный, он не обращал на подраставшего тезку никакого внимания.

— Ты, Тольк, давай пока поаккуратней. Калякают, КГБ начинает лютовать, — нахмурившись, предупредил он своего надежного «поставщика». — Прикинь, вместо ОБХС хищениями на заводе занялись, падлы… Вообще, вроде гайки хотят завинтить… Может, как при Сталине опять будет.

— Да брось ты, Лешк, — недоверчиво усмехнувшись, успокоил его Панаров. — Сейчас всяких Чурбановых подчистят, своих на их место посадят и успокоятся… До низов не дойдет.

— Не знаю… Андропов ведь из органов, — неуверенно покачал тот головой. — За него столько «негласных» развелось — каждый второй отмечаться в «контору» бегает. Думаешь, на нас с тобой, что ль, папка не заведена?.. Вон, и Козляев наш давно как ходит — мне один человечек надежный шепнул. А ведь рубаху рвет, как поддаст… Ты с ним поосторожней.

— Да я с ним и не вижусь почти, — коротко махнул рукой Анатолий. — Так, на заводе иногда: «здорово-здорово» — и разошлись.

— Он тебя не любит, — категорично заявил Фролин. — А натура у него сволочная… И Тонечка его бегает по порядку, все вынюхивает. Их мордовская порода такая… Я знаю, что ты ее защищал. Тольк, у меня с ней не было ничего — так, раз-два за жопу подержал… Это она на меня вешалась, бегала за мной. А я все смехуеч-ками отшивал.

— Это ваши дела, мне все едино — кто с кем и зачем, Лешк, — глядя в сторону, помолчав, неохотно вымолвил Панаров. — Предупредил — спасибо, а дальше — у каждого своя голова…

Алеша мысленно согласился с тем, что тетя Тоня бегает и все вынюхивает.

Он вспомнил, как недавно открыл ей, завидев в окно, что она стучит в дверь сеней. Поначалу громко возвестив из кухни, что родители на работе, а он болеет, кашляет, поэтому остался дома один, мальчик заслышал требовательное: «Открой-ка дверь на минуточку».

Не найдя, что вежливо противопоставить настойчивой просьбе знакомой взрослой женщины, прозвучавшей почти приказом, ребенок с опаской снял крюк.