Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

Родители Панарова жили в области, где довелось родиться Ленину, и это служило кому-то достаточным основанием забрасывать туда почаще, чем соседям, дефицитный ширпотреб — ходовой, хоть и нередко залежалый где-то на складах не по воле товар. Вновь подарки, снова кремово-сладкое и жирное сгущенное молоко, которое Алеша помещал на самую вершину пирамиды всех лакомств, существующих на свете, опять растворимый кофе, шоколадное масло, конфеты в разноцветных фантиках, пахучая копченая колбаса…

Внук получал от бабы Веры невообразимо чудесные дары на дни рождения: пластмассовые модели военных кораблей, пассажирских самолетов, космических спутников, почти неотличимые от настоящих, с жидким клеем в тюбике и описанием, как эти чудеса собрать; многостраничные книжки-раскраски в глянцевых обложках; наборы тонких фломастеров всех возможных цветов и оттенков.

За все эти бесценные радости с внука взималась довольно умеренная дань. При заминках в застольных разговорах Вера Андреевна грузно поворачивалась к нему с неизменным улыбчивым вопросом: «Лешенька, а какую бабушку ты любишь пуще всего?»

Чуть поколебавшись для приличия, Алеша всегда отвечал: «Тебя, бабуля!»

Было в том ответе на две трети благодарности за обретенные вожделенные дары и на треть — заурядного желания сделать приятное. Хотя внуку было чуть-чуть неловко за тщеславную бабушку Веру, не совсем честным путем вымогавшую не просто дань детской любви, а первенство в соревновании, о сути которого Алеше было невдомек.

Он чувствовал, что все-таки чуток предает бабу Маню, у которой провел столько времени летом и приобрел столько полезных знаний. Но ведь она сейчас далеко, и мальчик, приучившийся с выгодой помалкивать, не расскажет ей о своих признаниях, немножко неискренних и немножко вынужденных.

Василий Архипыч души не чаял во внуке, хотя особой взаимностью не пользовался.

— Ну-ка, Лешенька, перечисли мне все республики Советского Союза со столицами, — давал он ему несложные задания из географии, взирая на него умиленно. — …Молодец, а теперь страны Южной Америки со столицами… Умница, а какие моря омывают нашу родину?

Для Алеши эти вопросы не представляли затруднений: карта мира висела на стене напротив его койки, и однажды, едва научившись читать, с трудом разобрав самое длинное название крупными буквами наверху, он потерпел досадное фиаско в попытке щегольнуть знаниями перед воспитательницей детсада.

— А я знаю, какой океан самый большой, — гордо заявил он, почему-то соединив в сознании размер надписи с размером обозначаемой ею сущности, непроизвольно повторив ошибку философов-номиналистов, на свой лад неглупых людей, вроде сабинского стоика Варрона.

— Какой? — равнодушно, лишь для виду поинтересовалась Софья Петровна.

— Северный ледовитый океан, — отчетливо, врастяжку, почти по буквам изрек начинающий эрудит. — Правильно?

— Нет, неправильно, — отрезала женщина, не пояснив опешившему ребенку, в чем он сплоховал.

После досадной оплошности Алеша методично день за днем проштудировал все надписи на карте в спальне.

— Толька, это будет гений! — восклицал, будучи в изрядном подпитии, восхищенный дедушка. — Ломоносов! Вернадский! Лобачевский!.. Он всю географию знает, читает, пишет, считает. Это в нашенскую породу. Твой двоюродный дед — тот был голова!

Вера Андреевна не соглашалась, что ум внука унаследован исключительно по мужской линии.

— Мой дед купцом был до революции. У него усадьба с собственным прудом с карпами была и дом двухэтажный. Все отняли потом… А твои, поди, на конюшне хвосты гребнем костяным чесали.

В бабушке и в старости чувствовалась порода. В Новиковке Алеша засматривался на старинный фотопортрет в рамке под потолком, с которого ему улыбалась ослепительная светлоглазая белокурая киноактриса. Говорили, что глаза и брови у него — «в бабку Веру».

— Верно вас раскулачили! — кипятился сухощавый дед плебейских корней на родовитую супругу. — Кровь народную пили, в Париже жили, а люд бесправный читать-писать не умел и лучину жег!.. А сейчас? В космос летаем!

— Да мы и нынче лучину и дрова жжем — газ до сих пор нам не провели, — к слову подметила сноха, неодобрительно поглядывая на то, как маловато закусывает муж, налегая в пару со своим отцом все больше на водку. — А ведь в городе благоустроенном живем — заводы повсюду.

— Не все сразу, не все сразу, — неохотно сбавлял обороты свекор. — Войну вон какую выиграли… Вся Европа на нас навалилась! Да не будь Сталинграда, не по-драпай немец — и Америка бы с Японией навалились чуть позже… Только выправились после потопа, нынче великое возрождение начинается. Лишь бы воли хватило… Сталин! Вот гений был! Как он всех просчитал и Россию спас! Теперешнее племя в Москве — не чета ему.