Панаровы казенно поздоровались с новым приятелем бабушки и усадили гостей за недавно накрытый стол.
Дедушка Витя, в полинялом и неопрятном кителе железнодорожника, держался с достоинством. Он вынимал и вынимал из зеленого охотничьего рюкзака разные угощения: огромный балык из севрюги, копченых угрей, сушеного окуня, черную икру в пол-литровой банке, домашнюю колбасу, синие жестянки со сгущенкой, банку кофе, бутылку ликера, армянский коньяк, водку… Подобный богатый ассортимент подарков кому угодно придал бы солидной уверенности при сватовстве.
Алеша получил от внезапно объявившегося дедушки большой автокран на вращающейся платформе и был в полном восторге — у кабинки открывались дверки, стрела вытягивалась ввысь, удлиняясь, и позволяла подцепить на крюк и поднять в воздух любую машинку из его невеликого гаража; при езде по паласу внутри крана жужжал малюсенький моторчик.
— Я вот решил — переедем мы с Маней ко мне в Переволоки, на Волгу, — выпив положенные за знакомство и за здоровье хозяев, вольно опершись о спинку натужно заскрипевшего стула и задумчиво потирая хваткими пальцами характерный подбородок, поделился выношенным замыслом дедушка Витя. — У меня там дом свой в три избы, участок двадцать соток. Волга и море Жигулевское под боком — рыбачить и купаться можно. На лето всей семьей будете к нам приезжать — места полно.
О своих видах на будущее он уже успел излить душу в семьях остальных дочерей бабы Мани — слова были умело подобраны, выражения не раз обкатаны, и речь с толком и по делу лилась сама собой.
— Свое на чугунке я отработал, отпахал от звонка до звонка как заведенный. Пенсия у меня хорошая, льготы опять же… Детей нет, бездетный. Кому я все оставлю?.. Вот ей и оставлю, — приобнимая одной рукой за плечи избранницу сердца и опрокидывая другой полный стакан водки на выдохе, подытожил новоиспеченный родственник.
Перспектива была неожиданная, но интересная. Явное несогласие с планами «дяди Вити» изъявляла только средняя дочь, Елизавета, разом терявшая привычный и бесперебойный источник мяса, молока и овощей.
— А с домом что будет, с вещами? Куда она на старости лет сорвется-то? Корова, поросята, огород… Отца могила, наконец, — протяжно перечисляла она с вытянувшейся недовольной миной.
— Дом вам оставим. Будете летом там отдыхать, как на даче. Барахла у меня от первой жены — три шкафа одежей, ладные все, неношеные, дорогие ей покупал, шубу, сапог море, она и ростом такая же была, впору будет… Корова нам не нужна, на молоко денег хватит. Поросят я и сам держу. А к отцу на кладбище дважды в год уж вы, три дочери, сможете, поди, приехать, могилку отеческую прибрать, да? — не особо церемонясь, в упор воззрился дядя Витя на Лизку, и та бледно стушевалась под его колючим безотрывным взором.
Без толики сомнения он ожидал, что и старшая дочь после вялой — для видимости, для порядочности — обороны дозволит ему легкую победу, емко и нерасторопно продолжая расписывать преимущества их счастливой совместной жизни у него в доме.
— Стареть будем вместе, помогать друг другу, жить душа в душу. А то я бобыль бобылем, да и она зимой сидит одна в своей Пелагеевке. Дорогу до весны заметет — случись чего, прихворнет, как вы узнаете и поможете за пятнадцать-то верст? — вложил дядя Витя нотку легкого попрека в поставленный зычный волжский голос. — А в Переволоках медпункт свой с фельдшером, да и до города по трассе рукой подать, коли вдруг что.
— А вы и расписываться будете? — практично полюбопытствовала Надежда.
— А то! Конечно, будем, — напористо махнул тот рукой, угадав ее невысказанные мысли. — Вот переедем и у меня распишемся!.. Хотите, и свадьбу сыграем.
— Ну, свадьба в вашем возрасте — это лишнее, — невольно вздернув плечом, не сдержав легкой брезгливости, отметила старшая дочь. — Расписались — и живите.
— А что возраст? — обиделся дедушка Витя, выпятив грудь и выпрямив спину. — Во мне здоровья — как в мужике сорокалетием. Я в октябре в Волге плаваю, а зимой снегом растираюсь.
— А как насчет этого дела? — с язвительной улыбкой кивнула Надежда на очередной до краев наполненный стакан в руке будущего отчима.
— С этим делом все нормально, — с промелькнувшим в глазах недовольством поставив на стол на полпути засекшуюся чарку, уверил тот. — Знаю когда, знаю с кем и знаю сколько… Вы в Переволоки приезжайте, на хозяйство мое посмотрите, соседей поспрашивайте. Мне бояться и таиться нечего. Я безмала пяток лет со смерти жены один живу. Пьянчуга опустился бы и сдох иль по миру пошел. У меня внутри стержень стальной закала твердого. Мне на железке, знаешь, какую кличку мужики дали? Чеканом прозвали… Будет время, расскажу как-нибудь, чего я за свое житье-бытье перевидал.
Читать дальше