Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

За сараем тянулся огород с колючим малинником и кустами смородины да крыжовника по краям. На огороде стояла высокая, ведер на тридцать, бочка от авиакеросина, заполненная до краев водой для полива.

Миновав прохладные сени, где помещался топчан Архипыча и пахло сухой соломой и старой дубленой кожей, Панаровы вошли в избу. Дома была одна бабушка.

— Здравствуйте, дорогие!.. Алешенька, золотой, вырос-то как!.. Леночка-красавица! — в заезженных, уже не раз и не два слышанных внуком выражениях поприветствовала вошедших обрадованная Вера Андреевна. — Проходите, раздевайтесь, умывайтесь… Я сейчас на стол соберу и пойду пару петушков заколю.

В доме была всего одна комната, отделенная от кухни галанкой и небольшой загородкой. Вправо от двери высилась слоями перин кровать-полуторка, застеленная цветастым ворсистым покрывалом. Подле нее у окна мерно урчал кургузый холодильник, к которому робко жался деревянным подлокотником раскладной диван с низкой спинкой, тоже крытый плотным покрывалом.

В углу комнаты на тонких зыбучих ножках стоял старинный телевизор с чудной округлой линзой экрана, что искони не работал. Посередь фасадной стены помещался габаритный комод с широкими выдвижными ящиками, на нем необъятный радиоприемник с роскошными деревянными панелями и даже диском граммофона под крышкой, каковой тоже не включался. На стене висели старинные ходики с навеки застывшими стрелками циферблата и кукушкой-анахоретом за закрытой дверцей. Жизнь и время в доме четы старших Панаровых давно замерли, оживая ненадолго лишь с приездом сыновей со снохами да внучатами.

Большую часть избы, весь ее центр, занимал крытый чистой белой скатертью дубовый стол.

Газовой плиты на кухне не было: бабушка варила на электроплитке с двумя конфорками, в каменных желобках которых змеилась малиново-красная, постоянно перегоравшая спираль, а зимой — на покрытой вековой копотью чугунной плите галанки.

Алеша не раз бывал здесь раньше, посему он с уверенностью старожила неспешно провел обход территории, постучал палочкой по сетке-рабице и даже предложил Леночке просунуть внутрь клетки пальчик. С интересом подошедший молоденький петушок тут же клюнул. Сестренка предсказуемо обиженно заревела в голос и освободила брата от опеки, убежав жаловаться на вероломство родителям.

Избавившись от скучных братских повинностей, Алеша с легким сердцем отправился побродить по огороду, полазить в сарае, вынимая и внимательно изучая разную деревенскую утварь: серпы, косы, топоры — и подумывая о том, как будет коротать время.

— А где Архипыч-то? — поинтересовался, усаживаясь за стол, Панаров.

— Да на речку пошел, — махнула полной рукой бабушка. — С похмелья… Вчера опять из кошелька у меня трешку украл, самогону купил… Днесь болеет.

— Так поправим здоровье-то! — весело предложил Анатолий, потянувшись за одной из сумок и доставая две бутылки «Пшеничной». — Мы привезли.

— Он и так каждый день поправляется — спился совсем, — посетовала Вера Андреевна, по-хозяйски пряча одну из бутылок на кухне. — А руки как трясутся без таблеток! Вот придет — увидите… У него уже недели две, не меньше, как последние закончились… Места себе не находит.

Надежда нахмурилась и значительно посмотрела на мужа:

— Привезла я, в сумке лежат… Ограничивать его надо. Мне в аптеке сказали — привыкание развивается. И чудить может начать… Особенно если с алкоголем мешать.

— Поди ему скажи об этом! Он сразу орет, с кулаками лезет, кидается, — пожаловалась свекровь. — Дескать, «я без них ширинку не расстегну на дворе»… Руки дрожат — ложку ко рту поднести не может.

— А вы его в больницу возили? — спросила сноха. — Может, у него в голове неврологическое что?

— Ездили в Сумзу, показывали, — подтвердила Вера Андреевна. — Трех курей и две кассеты яиц отвезла. Посмотрели, сказали: «пьянство бросить срочно надо». Нешто он бросит?.. Всю жизнь пьет, мне нервы мотает. Так и помрет пьяный…

Выпив «по соточке» без закуски за приезд, Панаров с матерью сразу оживились, завязался разговор о том, кто из знакомых где сейчас и чем занимается, кто еще жив-здоров из старших, а кто уже отдал богу душу, чем отличились и что натворили их подросшие дети.

Вскорости в двери возник отрадно улыбающийся сухощавый Архипыч:

— Сынок! Здравствуй, родной!.. Наденька, Алешенька, Леночка!