Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

Панаров покрылся студеным потом, его начало подташнивать, в животе предательски заурчало.

Полковник погрузился в прискорбное молчание, не сводя черневших в полумгле глаз с собеседника.

— Вам нечего бояться, — доверительным тоном успокоил он Анатолия. — Покуда здраво, без спешки взвесите, обмерите весь диапазон своих свободных действий в нечаянно сложившихся объективных условиях… — многозначительно улыбнувшись, продолжил Виктор Палыч. — Я вас даже держать в этих стенах не стану после того, как подпишете пару документов… Вечером уже будете с семьей, с супругой. Она все поймет. С ней в эти минуты уже проводят любезную разъяснительную работу. О нашей встрече ни одна душа не узнает. Боксеру скажете, что по дури с чаплашкой для Козляева залетели, тот при случае подтвердит. Заплатите штраф и получите выговор. С людей, производивших личный досмотр, уже взяты подписки о неразглашении. Вы будете и дальше покойно работать и вечерами читать раннего Шеллинга. Или лучше Фейербаха… Не разочаруйте меня, пожалуйста… Помолчите десять минут, побудьте в одиночестве, я пока отлучусь.

Виктор Палыч поднялся из-за стола, проходя мимо Панарова, дружески потрепал его по плечу и скрылся за дверью, бесшумно прикрыв ее за собой.

Анатолий попытался унять обуявший страх и трезво взвесить разные альтернативы своего дальнейшего поведения.

Пойти в отказ и не подписывать ничего?.. Не выпустят. Используют другие методы убеждения, пожестче, выколачивать начнут — навыки не утратили… На зону отправят… Надо выпутаться, подписать, выбраться скорее отсюда, выгадать время, а дома не спеша все как следует обмозговать.

— Вы умный человек, — заключил полковник, убирая со стола испещренные и подписанные Панаровым гербовые листы бумаги. — Главное теперь — не пытайтесь перехитрить самого себя. Раз бросив жребий, нужно ему следовать… Без всяких срединных путей, договорились? Эклектизм нигде не уважают — ни у философов, ни у нас… Если не возражаете, мы вас со двора на машине вывезем, а по дороге водитель вас высадит. Зачем лишнее внимание, правда?

Надежда встретила супруга немым смятенным вопросом в глазах, боясь первой начать разговор.

— Слышал, в новостях передали: в Чернобыле пожар вовсю на атомной электростанции? — выбрала она нейтральную тему.

Панарову было не до пожара.

— Алешк, иди на улице поиграй, побегай с друзьями, — предложил он удивленному сыну.

— Ну и что делать собираешься? — напрямую, без околоток спросила Надежда, услышав, как хлопнула входная дверь.

— У меня много вариантов? — хмуро огрызнулся загнанный в угол супруг. — Я явку с повинной написал… На срок с конфискацией заработал из-за этого стукача, суки. Он меня подставил — работает, видать, на них. А теперь и я вот…

— Ну и ладно, сейчас все сотрудничают, — Надежда попыталась успокоить мужа, молча сжимавшего и разжимавшего кулаки. — А те, кто не сотрудничает, сидят тише воды, ниже травы. Или на нарах… Может, не до тебя им сейчас будет?.. С Чернобылем этим?

— Жил ведь раньше спокойно, — удрученно сетовал Анатолий. — Пахал, калымил по малости, с друзьями выпивал… А тут стукачом стал.

— Кого это ты заложил? — резонно вопросила Надежда. — Что ты на себя раньше времени наговариваешь?.. Живой, на свободе, с семьей все в порядке — об этом думай и радуйся! Стучать тоже с умом можно. Чтобы ни себе, ни людям сильно не навредить.

— Какая у нас образцовая семья вышла! — театрально, с горькой иронией промолвил Анатолий. — И менты, и охранники на зоне, и стукачи — полный набор!.. Только зека с наколками до комплекта недостает.

— Вот еще — не дай бог! Всегда лучше по эту сторону ограждения оставаться… Сам же знаешь — не перед кем здесь угрызений совести испытывать. Любой при первой возможности тебя с потрохами сдаст. Как Козляев… Возьми себя в руки и успокойся, хорошо? — она продолжала по-мужски твердо и уверенно убеждать загрустившего, помягчевшего мужа. — Ты не о себе, а о детях думать должен… И все правильно сделал.

На следующий день Панаров отправился на завод к семи утра, как ни в чем не бывало заполучил обратно пропуск в отделе кадров и отдал в окошко дежурной. Никто ни о чем не выведывал, всяк был занят своими делами и мыслями.

На заводе осторожно, с оглядкой, вполголоса начали говорить о взрыве на реакторе, о выбросе радиации, о недобровольной вербовке добровольцев-ликвидаторов. Это мрачное слово, недавно появившееся в лексиконе трудяг, зазвучало все настойчивее.