Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

— Не много болтает свояк-то? — с отеческой заботливостью поинтересовался собеседник.

— Нет, он же подписку дал, — помотал головой Алешин папа, напрягшись и выпрямив спину, прижатую к спинке стула. — Никаких деталей о производстве.

— Кстати, а как ваших родителей на Сахалин занесло? — неожиданно бросил кадровик, вроде бы не придавая большого значения заданному вопросу, просто из светского любопытства. — Осужденные в семье были?

— Нет, они добровольно, по комсомольскому призыву поехали.

— Да?.. — удивленно вскинул брови серый пиджак. — Проверим…

Мужчина делал остро заточенным карандашом какие-то пометки в папке, лишь иногда коротко постреливая сощуренным оком сквозь залапанные пальцами диоптрии.

— А чего же обратно в деревню вернулись?.. — все-таки прицепился он к комсомольцам. — Проштрафились?

— Нет. Я народился, — повинился Панаров. — И болел там сильно. Климат тяжелый… Чехова, поди, читали?..

— Что есть, то есть… — неопределенно согласился кадровик. — За границей родственников нет?.. Хорошо… Где служили?.. В армии, надеюсь, были?

— Да, в Германии, в войсках связи, радистом, — с чувством гордости оповестил Панаров. — Состою на учете в военкомате, в запасе. Сборы посещаю.

— Значит, радиосигнал шифрованный за границу можете передать? — натужно пошутил кадровик. — Потенциальному неприятелю?

— Я немцев прослушивал и в наш штаб передавал, — изобразил возмущенное незаслуженным оскорблением лицо Анатолий.

— Связи, контакты с местным населением были?..

— Были, конечно.

— Вот как?.. — чуток подскочил внутри пиджака щуплый человечек. — Поподробнее…

— Тушенку на картошку с хлебом меняли, — скорбно признался Панаров. — На учениях.

— Устав, значит, нарушали…

— Про тушенку в Уставе ничего не написано, — сдерзил начинавший утомляться от допроса Алешин папа.

— Вы же понимаете, о чем я, — строго глянул на него собеседник.

— Понимаю… Готов искупить кровью! — начал не на шутку заводиться Панаров. — Откажусь от молока за вредность.

Кадровик снова оторвал голову от папки и сдвинул указательным пальцем очки на блестевший испариной лоб — горячая батарея отопления находилась прямо за его спиной.

— Шутите?.. Мы тоже можем пошутить, — нехорошо, вроде даже зловеще осклабился он. — Кто за вас может поручиться? Письменно, естественно…

— Свояк, конечно. Он давно у вас работает.

— Борис Кондратьевич уже поручился. Иначе бы мы с вами ныне не разговаривали, — назидательно промолвил кадровик. — Еще кто?.. Возможно, кто-то партийный?

— Ну, Артем Нежинский у вас на заводе водителем работает… — неуверенно предложил Панаров.

— Артем Сергеевич? Нет, не пойдет… Сигналы на него приходят… И из коллектива, и на семейном фронте у него не все гладко… Вот супруга у него… тоже ведь как-никак родственницей вам доводится, правда?.. Наталья Ивановна — женщина замечательная, — широко и сыро улыбнулся кадровик. — Ударница, всегда веселая, приветливая, и от общественной работы не отлынивает.

— Это свояченица моя, — с облегчением подтвердил Анатолий.

— Вот и замечательно! — оживившись, хлопнул почти детской ладошкой по зеленому сукну стола серенький человек. — На сегодня все. Мы с вами свяжемся касательно вашего трудоустройства… Пока ничего конкретного обещать не могу.

Выйдя на свежий морозный воздух, Панаров несколько раз резко вдохнул и выдохнул полной грудью. После пыльной, гнетущей атмосферы спецкабинета с его застекленными стеллажами с сотнями папок, с рептилией в очках за столом, с потускнелым, грязным окном, пасмурный мир снаружи казался кристально чистым и радостным.

Даже хмурившийся ему в лицо графитовыми бровями с постамента Владимир Ильич в окружении десятка безумолчных ворон, крикливыми черными кляксами прилепившихся к голым ветвям аллеи по периметру площади, осуждал его не окончательно, с ноткой христианского понимания и отпущения в тюркском взгляде.

Панаров прошел обратной дорогой мимо облезлого строения ПТУ с неизменными кружками апатично курящих подростков на ступеньках, мимо заводского общежития и завернул направо через широкий мост-плотину, где и зимой вода не замерзала и с ревом свергалась водопадом в бездну квадратного шлюза, как в преисподнюю, чтобы запуганным клокочущим потоком выскочить по другую сторону моста.

Гигантских размеров труба охрового цвета пологой дугой тянулась через всю его длину, удерживая на себе массивные звенья цепей, за которые перемещались во время весеннего паводка шлюзовые ворота.