Мишель Деон - Высший круг

Разве не он устроил ему встречу с Жетулиу, Элизабет и Аугустой? На следующее утро «Квин Мэри» стояла на якоре среди зеленого моря, перед густой завесой тумана, скры­вавшего берег Гемпшира и вход в Портсмут. Сгрудившись на прогулочной палубе, пассажиры смотрели, как из желто­ватого тумана выныривают, подобно майским жукам, пе­ревозчики, набитые новыми пассажирами и багажом, за­крепленным на палубах, блестящих от дождя. На шедших друг за другом кораблях стюарды сбивались с ног, закуты­вая в одеяла с эмблемой компании «Кунард» пассажиров, лежавших в шезлонгах, разнося подносы с горячим бульо­ном, чаем, кофе.

Высокий молодой человек в клетчатой крылатке, как будто не разделявший любопытства к вновь прибывшим, мерил широкими шагами палубу первого класса, под руку с двумя молодыми женщинами, столь же непохожи­ми друг на друга, как день и ночь. Одна, Элизабет, по-солдатски чеканила шаг, другая, Аугуста, едва касалась земли, скользя, словно танцовщица, рядом с человеком в крылатке. Элизабет в «вареных» джинсах, засунув руки в карманы дождевика, с морской фуражкой на голове, с щеками, порозовевшими от свежего и влажного утренне­го воздуха, говорила с быстротой, которая явно зачаровы­вала Жетулиу и оставляла безразличной Аугусту, словно замечтавшуюся или попросту старавшуюся защититься от холода, закутавшись в манто из нутрии и надвинув до бровей шляпку с опущенными полями, скрывавшую ее лоб, — такую хрупкую, что того и гляди погнется под порывом ветра.

— Они не такие, как другие, — сказал Артур.

— Дорогой мой, придется привыкать. Это новое поколе­ние выработанное нашим континентом. Они молоды, кра­сивы богаты. У них уже не спрашивают, откуда они при­ехали, были ли их предки на борту «Мэйфлауэр. Блондинка, Элизабет Мерфи, принадлежит к четвертому поколению ирландцев. Первые приехали, умирая от голода, снедаемые паразитами. Они прокладывали железную дорогу на Диком Западе, с ними обращались не лучше, чем с китайскими кули, они умирали от лихорадки, но дети тех, кто выжил, ходили в школу, а повзрослев, записывались в кавалерию, чтобы шинковать индейцев. К третьему поколению они до­бирались до банков или до политики и уже были частью но­вой американской аристократии. Почитайте Генри Джейм­са и Скотта Фицджеральда. Они все сказали об их снобизме и деньгах. В Элизабет Мерфи — хоть она и купается в долла­рах — снобизма ни на грош. В прошлом году она три меся­ца посещала мои лекции. Среди потомков этих ирландцев, приехавших сюда во время великого голода в их стране, всегда найдутся горячие головы, от которых искры летят. Элизабет — это вулкан. Пусть она одевается как грузчик, стрижется под мальчика, никого этим не проведешь: она принцесса. Вы быстро поймете: у нас деньги святы… Никог­да не считается вульгарным о них говорить, назвать цену своего дома, своей машины, драгоценностей своей жены. Да, святы… В общем… не всегда… но у ирландцев — часто. Не у итальянцев. Хотите с ними познакомиться? Во всяком случае, вы встретите их в университете. Жетулиу на том же курсе, что и вы. Он бразилец, родившийся в Рио-де-Жа­нейро, воспитанный в Европе и здесь, американец в Нью-Йорке, француз в Париже. Я редко встречал настолько же одаренного человека, который при этом ни черта не желает делать. Я думаю, что-то мешает ему в определенный момент пойти до конца в том, что он задумал. Короче говоря, я на­хожу его, с одной стороны, прожженным, а с другой — неве­роятно наивным. Он парадоксальным образом утверждает, что его везение, как и успех его сестры, обрекает и того, и другого загубить свою жизнь. Аугусте уготовано дело: стать супругой денежного мешка. В тот день, когда она преуспеет, я утоплюсь. Отнеситесь к этому признанию в любви с определенной сдержанностью: я видел Аугусту раз двадцать за всю жизнь, когда давал ей уроки американской культуры. Сотню слов, произнесенных ею, невозможно забыть, что-то вроде: «Передайте мне соль и перец». Можете вы объяснить мне тайну подобных внезапных влечений, у которых, уж по­верьте, не может быть будущего? Аугуста не то чтобы кра­савица: подбородок слегка выдается вперед, как у многих южноамериканцев, губы чуть вывернутые из-за капли не­гритянской крови. Через двадцать лет, если не будет следить за собой, она превратится в дебелую матрону с волосами цвета ночи, как у инков, от которых она тоже кое-что взя­ла, и с таинственно голубыми глазами. Она точно собрана из кусочков, позаимствованных у нескольких рас. Когда она приезжает к брату в Бересфорд, все мальчики хотят повести ее в бассейн. Увы, она боится воды, терпеть не может море и выискивает на карте страны, где можно жить вдали от океана. В детстве они оба пережили драму, ужасную сцену, которую им не удается забыть, которая порой возникает в кошмарах Аугусты. Без брата она бы истаяла как свечка и не могла бы ничего поделать. Если однажды какому-нибудь мужчине удастся ее соблазнить, она заставит его дорого за это заплатить при первой же возможности.