Артур слегка отодвинул занавеску: снег все еще шел. Как он мог так легко подчиниться приказу Конканнона и позволить ему одному уйти в темноту, по пустынной аллее, враскачку, расставив руки в стороны, словно канатоходец? Упадет, бедняга, — не поднимется. Артур сбежал по лестнице через две ступеньки и остановился на пороге. Снег уже начал засыпать следы нетвердых шагов Конканнона, который, судя по всему, шел, расставляя ноги, до заасфальтированной площадки, где снежинки таяли, ложась на землю. Справа и слева выстроились в ряд бунгало, предназначенные в основном для преподавателей и администрации. Все они казались безмолвными, уже погруженными в ватную тишину ночи. Артуру не удавалось узнать в череде домов обиталище Конканнона. Он стал читать фамилии на дверях, но тут слабое наружное освещение погасло, как обычно, в полночь. Снег таял на его волосах, струйка ледяной воды потекла за шиворот, невысокие туфли наполнились водой. Ощупью, в тихой и ледяной темноте он нашел дорогу к общежитию, к двери, оставшейся открытой, к лестнице, где электрическое реле переключалось так быстро, что нужно было стрелой взлетать по ступенькам на второй этаж. В коридоре Артур наткнулся на Жетулиу как раз в тот момент, когда свет погас.
— Ты весь мокрый!
— Проводил немного Конканнона. Там снег.
— Ты извини… я стучал. Никто не ответил. Я забрал бутылку с джином. У нас выпивка кончилась. Игра пошла вразнос.
Артур отдал бы что угодно, лишь бы увидеть выражение Жетулиу. «Игра пошла вразнос!» Комментарии такого рода настолько не были в обычае бразильца, что Артур в ту же секунду понял: Жетулиу видел фотографию на столе и даже, возможно, прочел краткое послание своей сестры. Пошарив по стене коридора, он в конце концов нашел работающий выключатель. Жетулиу, уже отошедший на три шага, обернулся:
— Я еще хотел тебе сказать, что Элизабет и Аугуста едут в Бересфорд на праздник и бал в День благодарения… Но… наверное… ты уже знаешь об этом от Аугусты.
Он исчез в конце коридора. Онемев, Артур вернуд себе. Письмо Аугусты лежало на столе, как он его оставил: тыльной стороной кверху. Жетулиу не смог бы выделить его среди других разрозненных листков вокруг общей тетради, раскрытой на полуисписанной странице, если только не обладал редкой проницательностью или маловероятной интуицией. Но даже с учетом его нарочитой рассеянности и презрения ко всему, что не касалось его особы и, косвенным образом, Аугусты, он не смог бы не зацепиться взглядом за фотографию, прислоненную к рамке с молодыми Морганами во время свадебного путешествия в Венецию. В последующие дни ничто не позволяло выявить ни малейшей перемены в поведении Жетулиу.
Находясь под особым покровительством бога алкоголиков, Конканнон не заснул в снегу. Прекрасная идея прогуляться босиком вызвала здоровую реакцию его истощенного организма. Он отделался болезненными обморожениями и, два дня спустя, читал лекцию, обернув ноги соломой и газетной бумагой — верное средство, как он объяснил, открытое немецкими солдатами, прижатыми к земле во время осады Сталинграда. И тем не менее, ходили слухи, что его контракт не будет продлен в следующем году, если, конечно, он продержится до этого времени, что становилось все менее и менее вероятно, его поведение и выходки приводили в чрезвычайное замешательство администрацию, которой было известно о его популярности среди студентов. Когда обмороженная кожа полопалась, и ноги покрылись струпьями, требовались усилия трех студентов, чтобы водрузить его на кафедру. Увидав после лекции Артура, Конканнон сказал ему:
— Что за наказание! Никаких танцев в этом году. Вам, должно быть, уже сто раз говорили: я лучший танцор в Бересфорде.
— Мне об этом не рассказывали!
— Придется стенку подпирать.
— Аутуста будет носить вам апельсиновый сок.
Конканнон провел рукой по лицу, словно стирая с него невероятную усталость. Артур едва расслышал, как он прошептал:
— Об этом можно только мечтать.
За два часа до бала Артур примерил свой смокинг. Уже во время переезда он был маловат, а теперь казался еще уже в талии.
— Старик, это не пиджак сел, — сказал Жетулиу, с которым он поделился своей проблемой. — Это ты накачался, бегая каждое утро твои три тысячи метров. Не говоря уже об американской жратве.
— Я похож на разряженного грузчика.
— Не бери в голову. Женщины обожают грузчиков и дровосеков. Знаешь, как дровосеки… х-ха… х-ха… И это не шутка. Ладно, хватит переживаний: поезд с девочками прибывает в шесть часов. Пора ехать за ними, чтобы отвезти в гостиницу.
Читать дальше