Мишель Деон - Высший круг

— Ничего не изменилось! — со смехом сказал Конканнон. — Ну что, нашли что-нибудь?

— Джин.

— Безжалостное пойло. По счастью, я сам стальной.

Он выпил два глотка прямо из горлышка и вернул бутылку. Артур закупорил ее и поставил подальше от Конканнона. Никогда он не оказывался в таком затруднительном положении, лицом к лицу с тонущим человеком, которому уже никто не мог помочь. И каким человеком! Блестящий и парадоксальный ум в мире конформизма, преподаватель, чьи даже чудаковатые речи — в первую очередь чудаковатые! — освободили множество студентов от их социальных предрассудков и университетских стереотипов, физическая сила долгое время оберегала его от упадка, но настал день, когда немощь, подстегиваемая злыми бесами, навалилась на него. Он больше не защищался. Он уступил. Можно было поклясться, что он этого хочет, что он привет­ствовал бы собственную гибель громким раскатом хохота. Артур схватил его за плечи и потряс в тщетной надежде вернуть на землю.

— Зачем вы пришли сегодня вечером? Я не могу вам по­мочь. Я даже не знаю, что вам сказать.

Конканнон поднял к нему растерянное лицо, на котором усталость высекла глубокие морщины, точно старые шра­мы. Уголки его иссохших губ склеивали белесые комочки.

— Вам нечего говорить мне, Морган, но вот я должен вас предупредить.

— О чем или о ком?

— Какая ошибка — позволить усадить себя в первом ряду среди избранных на лекции Портера! Теперь все ду­мают, что вы его протеже, своего рода шпион Вашингтона на его службе. Здесь помнят, что он проталкивал вашу кан­дидатуру, когда распределяли стипендии.

— Мы не были знакомы.

Конканнон замахал рукой, отметая этот неудачный ар­гумент.

— А случай?

Историк по образованию, он уже давно не верил в ло­гику, и его скептицизм или, если хотите, его разочарова­ние проистекало из констатации того забавного факта, что люди веками беспрестанно приписывают своему уму, рабо­те своего разума, своему опыту и мудрости то, что было вы­звано причудой случая или нечаянным стечением неуправ­ляемых обстоятельств.

— Это еще не все! — снова заговорил Конканнон.

И согнулся пополам от яростного приступа кашля. Все его тело сотрясалось от спазмов. Когда он, наконец, поднял голову, из глаз его текли слезы, и ему пришлось несколько pаз вдохнуть и выдохнуть, чтобы восстановить дыхание и способность говорить.

— Это конец! — сказал он, доставая из кармана бумажный носовой платок, протяжно высморкался, затем с отвра­щением на него посмотрел и бросил в корзину для бумаг.

— Хотите еще кофе?

— Жаль, что у вас нет арманьяка или капельки кальвадоса.

— Есть джин.

— Нет, благодарю.

— Вам лучше вернуться домой. Я провожу вас до самой двери.

Конканнон осторожно засунул два пальца в правый карман пиджака, извлек оттуда конверт и нервно бросил его на стол. Артур прочитал свое имя, не узнав почерк. Профессор, согнувшись пополам, как будто не желал ему помочь и был полностью поглощен разглядыванием своих элегантных итальянских туфель. Артур протянул руку к конверту и, поколебавшись, взял его.

— Понимаю! — сказал Конканнон ужасно хриплым голосом. — Не любите делиться. Однажды вы заметите, что все, чего хотят молодые женщины от мужчин моего возрас­та, — это подержать свечку… Можно мне еще кофе?

— Вы не сможете уснуть.

— Бессонница — лучший инструмент познания.

О каком познании он говорил? В его состоянии, этой но­чью, для согнутого пополам, точно сломанная кукла, позна­ние походило на отчаянную борьбу, чтобы связать между собой ускользающие видения, все, что еще оставалось сто­ящего от его прекрасного и изобретательного ума. Наконец, он поднял голову, у него был растерянный вид, словно он вернулся из длительного путешествия в космос, и это вы­ражение было трагическим признанием в бессилии.

Артур поставил чашку на табурет, предварительно сняв загромождавшие его книги.

— Я думаю, — сказал Конканнон, — я думаю…

— Что вы думаете?

— О, теперь это уже неважно.

— И все-таки.

Он выпил кофе маленькими глотками и поставил чашку так неловко, что она упала с табурета и разбилась о паркет. Артур хотел наклониться и собрать осколки, но Конканнон его опередил и, упав на колени, собрал осколки в платок и протянул его Артуру.

— Простите. Надеюсь, она была вам не слишком дорога.

— Ровно двадцать центов. Совершенно не из-за чего расстраиваться.

Он помог Конканнону подняться и, твердо удерживая его под мышки, довел до двери.