Мишель Деон - Высший круг

— А США должны понимать европейскую политику.

— Это сложнее, когда ты стоишь на позиции силы, но не надо забывать, что мы все бывшие европейцы.

— Не все!

— Еще одна проблема! Мы поговорим о ней, но не при миссис Портер, у которой на этот счет вполне сложившие­ся взгляды. Надеюсь, вы любите десерты. Это грань моего естества. Я не могу остаться без сладкого, это я-то, кото­рого представляют хладнокровным исполнителем грязных поручений президента. Метрдотель, будьте добры — тележ­ку с десертами!

Артур никогда не забудет похотливое чревоугодие Пор­тера, когда перед ним поставили полную тарелку профи­тролей. Презрительные протесты Минервы перед этим по­кушением на диету ее мужа потонули в общем шуме.

После обеда с Портером Артур заметил Жетулиу в ку­рительной с игроками в бридж, а потом обнаружил, что может позвонить из своей каюты Аугусте, которая должна быть одна.

— А, это ты? — сказала она с притворным удивлением.

— А кто же еще это мог быть?

— У тебя такой же голос, как у отца Гриффита.

— Не стыдно вам с Элизабет развращать служителя Бога, который еще никогда не имел дела с порождениями Дьявола?

— Вот именно! Пусть потренируется, пока еще не попал в Америку, где его добродетель будет подвергаться огром­ной угрозе.

Какая актриса! Однако, как только зрителей становилось больше трех, она замыкалась в себе, словно цветок мимозы, и ее выразительное лицо, всегда готовое к смеху или к сле­зам, настолько теряло свою одухотворенность, что, расста­ваясь с ней, те, кто ее не знали, жалели Жетулиу, ведь у него не такая блистательная сестра, как он сам. Зато, перегова­риваясь по телефону, переглядываясь за столом, идя рядом с Артуром по прогулочной палубе и тяжело опираясь на его руку, так что он почти ее нес, она с редкостной живостью пускала в ход целый арсенал орудий обольщения, и даже опытный или попросту пресыщенный мужчина быстро по­нимал, что не может им противиться. Артур еще не знал (он поймет это позже, много позже), что привлекательность Аугусты была привлекательностью опасности, ощущением, которое никогда не вызывала даже такая соблазнительная и умная молодая женщина, как Элизабет.

— Артуро, ты где? О чем ты грезишь?

— О тебе.

— Среди бела дня! Подожди… я задерну занавески.

— Нет у тебя занавесок.

— Откуда ты знаешь?

— У меня такая же каюта, как у тебя. Мы живем на под­водной лодке.

Она испустила длинный вздох и замолчала.

— Что-то не так?

— Я думала, что ты несерьезный. Что ты делал на палубе с Элизабет, в полночь? С нее слетела фуражка, а ты даже не вызвался за ней нырнуть.

— Я колебался несколько секунд… А потом было уже поздно.

— Я вешаю трубку. Жетулиу сейчас вернется и придет в ярость от того, что я разговариваю с тобой, когда его нет.

— Жетулиу играет в бридж с тремя американцами в ку­рительной.

— Опять! О господи, он нас разорит!

Она ни о чем не догадывается? Или подыгрывает? В от­ношениях брата и сестры была неясность. Не то чтобы они выглядели хоть немного двусмысленными, но если, когда им ничто не угрожало, их связь ослабевала вплоть до без­различия, при возникновении малейшей опасности они вновь стояли друг за друга горой.

— Самое ужасное, что он больше не сможет каждый ве­чер дарить тебе розу для платья.

— Я это предусмотрела. Перед отъездом я заранее за­платила за пять роз на пять вечеров. И хорошо сделала. Представь себе, сегодня ночью я поставила свою розу в воду в стакан, а поутру ее там уже не было. Не правда ли, невероятно?

Намек на розу оживил смутные воспоминания о про­шлой ночи и образ цветка на белом корсаже Аугусты, плы­вущего, излучая сияние, сквозь тьму каюты и исчезающего сквозь стену. Артур никогда не верил в сны, и еще менее в привидения, и вот теперь эти две истории, с фуражкой и с розой, разверзли перед ним пропасть. Инстинкт подсказы­вал ему отступить, не пытаться понять, стереть это все из памяти и отнести видения Аугусты на счет случая. Или же бояться ее, как он боялся во время войны Эмили, подруги своей матери, вслед за посещениями которой всегда при­ходило известие о чьей-нибудь смерти.

— Артуро, ты меня не слушаешь!

— Нет-нет, слушаю.

— У тебя голос изменился.

— Горло болит.

— Обманщик!

— Я принял важное решение.

— Скажи, какое.

— Это не телефонный разговор, возможно, нас подслушивают шпионы. Приходи ко мне в салон. И потом я ненавижу звонить. У меня от этого ангина.

Аугуста тихо рассмеялась.