Антон Мухачёв - Путевая книга заключённого - Лефортовский дневник

Руслан после этих слов ещё больше помрачнел.

- Мда, Венера, не все такие как вы, а жаль.

- Поверь мне, Руслан, как женщине. Если жена действительно любит, она дождётся. А если не любит, то и на хрен такая нужна?

Я смотрел в потемневшее небо, вдыхал прохладный воздух и повторял про себя: «Если любит – дождётся, а не любит – так и не нужна».

- Всё верно, - сказал я, - но есть, Венера, один нюанс. Ведь и мы своих жён любим безумно.

- А вот это тяжело, - согласилась она, - но у вас, мальчики, всё будет хорошо. Поверьте мне.

Я посмотрел на неё, и мне очень хотелось ей верить.

К нам подошли конвоиры:

- Судари и сударыня, ваша карета подана.

Чудно и необычно, но в настроение. Приехали мы к полуночи. Откровенные беседы нас сблизили, и попрощались мы тепло.

Уже в камере, засыпая, я вспомнил пророчество Венеры: "Если любит - дождётся..."

Бывает, сойдутся какие-то мелкие события в одном месте и времени, и ты понимаешь, что это не случайность и не совпадение — это знак. Что-то должно произойти.

Сегодня я собрался быстро. Из всей еды: яблоко, конфета и пачка галет из сухпайка. В суде не до еды.

Перед отправкой меня обследовал местный врач. Когда конвоиры автозаков видят мой фингал, они требуют документы, подтверждающие, что таким меня и взяли. Эдакий акт приёма-передачи бракованного товара.

Автозак на этот раз попался старинный, смахивал на автобус Жеглова и Шарапова. Из соседей был какой-то бородач. В Мосгорсуде нас с ним скрепили одними наручниками и отвели в подвалы камер ожидания. Плотно сбитый сорокалетний мужчина с аккуратной бородкой держал подмышкой чёрную кожаную папку и для этих мест выглядел очень респектабельно Рассадили нас по разным каморкам.

Как обычно я принялся читать исписанные дверь и стены. На них пишут что-то типа: «Вася Обломов, 6 лет строгого, ст. 222, ст. 161 ч.» или «судья Мокрухина — сука продажная!». Читаешь чужие сроки, примеряешь к себе, ёжишься. Однако сегодня на стене я увидел две огромные молнии. Это был первый знак.

Через «Мосгорштамп» проходит немало скинов, и к свастикам, коловратам или молниям я привык. И всё же сейчас я был уверен, что этот символ был здесь неспроста. Вдруг на скамье я увидел надпись: «Лёха Карташов – стукач!».

С этим толстяком, что целыми днями мечтал о доме и мерседесе, я сидел почти три месяца. В свободное от еды и фантазий время он старательно подталкивал сокамерников к откровенным разговорам. Уже после того как нас раскидали, я не раз слышал от соседей жалобы на подозрительного толстяка. Но увидеть его фамилию здесь и сейчас?! Вот так совпадение!

Я стал оглядываться в поисках других интересных надписей. И уже не удивился, когда увидел на двери название маленького, затерянного в Белоруссии городка из своего детства. Калинковичи! Первый класс, малина в огороде, дедушкина «Волга»... Какая-то фантастика! Мелкий населенный пункт Гомельской области, и вот он здесь.

В полуметре над Калинковичами шариковой ручкой было выведено: «Вася. Железнодорожный». Именно в Железнодорожном прямо сейчас меня ждут мои любимые, оттуда меня и привезли в наручниках в Лефортово. Пятница тринадцатое, что ты мне готовишь? Я замер.

Дверь открылась, и нас с бородачом повели в ожидающий автозак. Когда познакомились, я обалдел. Сосед оказался бывшим сотрудником. Странно, по правилам перевозки «бесов» такого быть не должно.

Разговорившись с соседом, я узнал, что еду аж с полковником ФСБ! Четверть века отдал службе Родине, а теперь сидит внутри автозака.

Разговор быстро перешёл на тему политики. Конечно, «фэйс» был обижен на Систему. Он рассказывал, что в Конторе идут чистки, что тех, кто не желает писать рапорт добровольно, вынуждают и даже подставляют. Якобы убирают последних профессионалов, заменяя их молодыми, тупыми, но послушными и преданными. Я вспоминал розовощёкого следователя, что так криво состряпал моё дело, и верил своему попутчику.

- Послушайте, но ведь без профессиональных спецслужб нынешний режим обречён! – воскликнул я. – Кто будет бороться с террором на Кавказе?

- Так уже почти никого и не осталось, - с сожалением ответил бывший сотрудник. – На Кавказе реально работают единицы профи. Только то, что Чечню деньгами заливают, пока и сдерживает её. На тот же Дагестан денег уже не хватает, а потому там сейчас идёт настоящая партизанская война. По телику-то далеко не всё показывают. А режим, как ты говоришь, продержится на лояльных дуболомах. Террористов по лесам будут ловить другие террористы, перекупленные и, пока есть деньги, тоже лояльные. Других же, кто с режимом не согласен, будут сажать и держать в страхе. Эти методы отработаны, уж поверь мне. Но как бы ни было, мы-то с тобой по разную сторону баррикад.