Антон Мухачёв - Путевая книга заключённого - Лефортовский дневник

- Всё, ребятки, мы уже в СИЗО, поаккуратнее здесь со мной.

Я подумал, что сейчас они, скорее всего, затащат меня назад к себе в здание Следственного Управления ФСБ, там их вотчина, а здесь и правда, чужая территория. Но меня продолжали тащить вниз по лестнице, точнее осуществлять конвоирование. Всё это время Фисюков был где-то рядом и, лупя меня исподтишка по бокам, шипел перегаром: «пи**да твоей семье, не будет им жизни! И ты меня запомнишь, запомнишь, запомнишь...»

Доставили в дежурку. Сняли наручники. Запястья саднили, плечи болели, глаз слезился. Я улыбался.

- Вызовите врача, - крикнул я дежурному.

- А что случилось? – удивился майор в очках, выглядывая из-за своего стола в окошко.

Я обернулся и увидел ухмылку Фисюкова. Это война.

- Зовите врача, будем составлять акт.

Меня завели в небольшую комнату и посадили в клетку. Заперев, попросили ожидать. Я ощупал глаз. Он уже не слезился, но сильно саднил. Я осмотрелся. Надо мной висела видеокамера. Форточка была приоткрыта. Если сдвинуться чуть левее, рама форточки прикроет видеоглазок. Мысль едва промелькнула, а я уже действовал. Чуть пересел - камеры не видно, - на всякий случай нагнулся и пару раз со всей дури залепил кулаком в уже подбитый глаз. Искры брызнули вместе со слезами, но я выпрямил спину и снова улыбался. Война так война.

Дверь открылась, зашел конвоир, но уже местный, СИЗОшный. Подошел, глянул на меня, воскликнул «Ого!» и ушёл.

Зеркала не было, я сидел и ждал. Глаз стремительно заплывал. Зашел дежурный помощник начальника СИЗО.

- Кто это вас так?

Я вкратце изложил ситуацию. Служивый покачал головой и вышел.

Пришла фельдшер из санчасти, пригляделась.

- Ну ты и красавец!

- Благодарю, вы тоже неплохо выглядите, - моё лицо снова расплылось в улыбке.

Она потрогала челюсть, голову, расспросила, куда, как и что, вздохнула и ушла.

Появился дежурный майор. Я потребовал акт освидетельствования и заявил, что буду писать Прокуратуру заявление о возбуждении уголовного дела.

- Конечно, конечно! Это ваше право, - ответил он и дал мне бумагу с ручкой для объяснения.

Следующие сорок минут я писал, давал читать, переписывал и снова вместе с дежурным вчитывались в текст. Он волновался, ему не хотелось страдать из-за бухих и несдержанных «фейсов». Я, в свою очередь, не хотел доставлять неудобство ФСИНовцам. Наконец мы составили удобоваримый для всех текст. Пока я писал, фельдшер замерила мой опухший глаз и составила акт.

В камеру я возвращался как герой. Такое приключение! Дагестанский сокамерник в срочном порядке собирал шмотьё — нас переселяли. Отдохнуть не удастся. Я глянул в зеркало. Фингал, как в детстве, расплылся под глазом. «Вот урод! – думал я, но не про себя

- Это откуда? – поинтересовался сосед.

- Фисюкова помнишь? Вот и я с ним познакомился. Если шариат всё же победит, то не забудь за кого я страдал.

Следующие дни будут уже не столь забавны. Я постараюсь доставить пьяному беспредельщику массу неудобств, чего бы мне это ни стоило. Глаз за глаз.

Сразу после знакомства с «бывшим майором Писюковым» нас с дагестанцем Ахмадом в пожарном порядке перевели в «трёшку». Через полчаса к нам подселили соседа. Седовласый интеллигент под шестьдесят, с порога поздоровался, сказал как его зовут и за что прессуют. То ли госизмена, то ли шпионаж.

Знакомо. Изменников и шпионов в Лефортово хватает. Многие из них узнают о работе в пользу чужого государства уже только в кабинете фээсбэшного следака. Так и этот, Евгений Афанасьев, читал лекции и дочитался. Что-то где ляпнул лишнего, и гостайны нет как нет. От 8 до 20 лет строгого - смотря как он будет деятельно раскаиваться и что о ком расскажет.

Фэйса ищут заговор и всегда его находят, вот уже и подельник в Лефортово, тоже профессор.

Кстати, «Кафедра стартовых и технических комплексов ракет и летательных аппаратов» - не хухры-мухры. Статистика и расходный материал для одних, и потерянные научные прорывы для других.

В первый же день Профессор, как мы тут же прозвали Афанасьева, прочитал нам с Ахмадом лекцию по гидравлике и газодинамике. В последующие дни, о чём бы мы ни начали разговаривать, всё плавно сводилось к физике. Школьный курс нам был прочитан за несколько дней. Единственное, чем его можно было сбить с темы о науке — это вопросы о Советском Союзе. Тогда мы слушали лекции о Сталине, молочном мороженном, об автопроме и исследованиях в Арктике. Но и там тема плавно сводилась к ядерному оружию и ракетным установкам, и тогда я ещё больше убеждался, что Профессор всё же заехал не со злого умысла и предварительного сговора, а по причине любви к своей научной теме. Возможно, китайцам она тоже была интересна и они умело поддерживали разговор с «будущим шпионом». И даже поддерживали его американскими юанями, что конечно же только подтвердит вину учёного бедолаги.