Николай Васильев - Три жизни одного из нас [СИ]

Третьего дня к ним прибыла комиссия из экспедиции и настояла на подключении к поискам всех прочих работников партии. В итоге скромная стоянка карцевского отряда превратилась в подобие постоялого двора, с которого почти беспрерывно кто-то убывал и на который прибывал. Вертолет тут почти прописался, а в дополнение к нему был задействован самолет, барражировавший кругами и квадратами над тайгой. С него высматривали возможный дым Сашиного костра, а также кричали в мегафон:

— Саша, иди на запад! Саша, иди на запад!

Прибывших женщин и ветеранов в дальний поиск, конечно, не пустили, но занятие им придумали: ходить по лесоустроительным просекам и на каждом квартальном столбе оставлять пробный мешочек, а в нем записку с краткой инструкцией, как по этой просеке выйти к лагерю. За два дня все столбы в радиусе десять километров были снабжены такими записками, но студент в лагерь упорно не шел.

Конечно, уже были высказаны предположения о гибели Саши: в каком-то из окрестных болот или в когтях медведя. До поры их игнорировали, но вот назавтра все-таки наметили опоискование цепью по квадратам — начиная с того, где был потерян его след.

В восьмой вечер Карцев допоздна сидел у костра, скучен и безмолвен, почти не замечая сменяющихся соседей. Перед его мысленным взором периодически, нежеланно возникала все та же картинка: куча груза в трюме вертолета, внезапно озабоченное ясноглазое лицо Саши и его голос:

— Антенну забыли! Давайте я останусь…

Если б можно было отмотать эту картинку назад!

Утром девятого дня Кривонос, как всегда, связался по рации с Вилли, водителем гусеничного вездехода, оставшегося за сторожа на Чилимбинском лагере.

— Как там у тебя дела, Вилли?

— Все в порядке, Алексеич.

— Студент случайно не появлялся?

И вдруг из динамика раздался торжествующий крик:

— Вот он идет! Идет по лагерю!

— Что?! Ты что городишь, Вилли?

— Я вижу его из своей палатки! — продолжал настаивать Вилли. — Он уже совсем рядом, сейчас войдет! Вот, передаю микрофон!

И через паузу раздался почти обычный голос Саши-студента:

— Аркадий Алексеевич, я здесь. Я дошел!

Сашу все же пришлось отправить в Борисихинскую больницу. За дни блужданий он сильно исхудал, натер ноги и был напрочь объеден комарами и мошкой. У него с собой не оказалось ни «Дэты», ни каких-либо продуктов, ни спичек. Шел он, преимущественно, ночами (пока еще сумеречными), а днем, спасаясь от гнуса, забивался под елку. Практически ничего не ел, так как в начале июля в тайге нет ягод, а черемша ему быстро приелась. Последние пять дней он двигался целенаправленно, вниз по Чилимбе, на запад, иногда даже рисковал срезать напрямик ее частые меандры.

— Я вышел бы раньше, — утверждал он. — Но первые три дня искал свой лагерь. Ведь антенна-то была со мной…

Наступил август. Ночи стали больше похожи на ночи, а солнечные дни принялись с неприятной регулярностью сменяться днями дождливыми. В непогоду почти все сидели в лагере, по своим палаткам или чужим. Лагерь, конечно, был уже в другом районе листа, на озере Кото: небольшом, узком, очень живописном в связи с крутыми утесистыми берегами, почти сплошь поросшими зрелым сосновым лесом.

Если дождь прерывался или только моросил, на берег высыпали рыбаки, которых среди геологов и рабочих было немало. Впрочем, в непогоду рыба тоже предпочитала спать и на крючки, украшенные обманками, дохлыми червяками, ручейниками и прочей наживкой, почти не реагировала. Тогда в ход шли морды, зыбки, хилая сетенка; ночью пытались лучить с лодок. В итоге улов все-таки был, хоть и не такой, как при погожей поре. Но по солнцу ловить почти не удавалось: надо было, по любимому выражению начальника, «пахать». Причем сам он «пахал» больше всех, приходя из маршрутов регулярно после десяти вечера. А то и около двенадцати.

Карцев, к своему стыду, ловить рыбу не научился. Наверно, потому, что не хотел. Или не хотел потому, что не умел. Зато он умел, как мы уже знаем, играть на гитаре и душещипательно петь; еще умел гадать по руке, занимательно тестировать, знал много анекдотов и умел их рассказывать, балансируя на грани благопристойности. Помнил и любил пересказывать некогда поразившие его романы вроде «Пана» Кнута Гамсуна или «Кларенса» Брет Гарта или «Женщины французского лейтенанта» Джона Фаулза… Также умел играть в карты и не только в кинг или покер, но и «женские виды»: «Акулину», «Сто одно», переводного дурака… Все эти качества в придачу к молодости (одновременно — зрелости) и природному обаянию делали его желанным гостем в женской палатке, куда, кстати, нередко наведывалась и Людмила Николаевна. В итоге он провел здесь немало приятных вечеров, с особенным удовольствием пикируясь с кокетливой гранд-дамой.