Николай Васильев - Три жизни одного из нас [СИ]

— Значит, как перебазировать вас, так Валера помоги, а как нужда прошла — езжай вон, на ночь глядя?

— Какая сейчас ночь, в июне? К тому же ты по знакомой дороге и пустой в городе к десяти будешь…

— Вам легко говорить, вы останетесь в тепле, светле, в баньку сейчас пойдете, а я, между прочим, один поеду, без сопровождающего. В дороге же всякое случается…

— Что ты сиротой прикидываешься? — вдруг вскипел кубанских кровей Кривонос. — Водку ты здесь с моими шоферами жрешь да девку трахаешь — вот и все твои дела! Сказано, чтоб духу твоего здесь через час не было!

— Ах, вот значит как, девку приревновал! Да она сама на меня повесилась! Видать, с ебарями у вас здесь слабовато. Скажи спасибо, что твою цацу не поманил…

— Что-о?! Пош-шел вон, сопляк! Н-ну!! — И начальник с такой тяжелой ненавистью посмотрел в глаза наглецу, что тот плюнул под ноги, повернулся и пошел к машинам — но все же неспеша, с вызовом.

Карцев все еще сколачивал стеллажи, когда вдали раздался зычный крик Юры:

— Первая смена, в баню-ю!

К первой смене кроме самого Юры, начальника и ветеранов был допущен, по блату, и Сергей. Он подошел к своей палатке, взял загодя приготовленные белье, свежий березовый веник, лыжную шапочку и рукавицы и поспешил к бане. Впрочем, ее только готовили к эксплуатации: выгребали совковой лопатой угли и пепел из канавки-топки, потом заплескали топку водой, стали обдувать от пепла лодочным насосом докрасна раскаленную каменку. Затем аккуратно, стараясь не задеть полами каменку, дотянули на перед каркаса палатку и сверху дополнительно накрыли несколькими брезентовыми тентами, обложив их легшие на землю края тяжелыми камнями. Голый Юра, залезши внутрь, корректировал обеспечение герметичности:

— Перед, перед плотнее закрывайте, там полно щелей!

Наконец, все было готово. Банщики растелешились, надели шапочки, взяли веники и по-одному, путаясь в занавесях входа, стали пробираться в пышущую жаром палатку, где багрово светилась лишь каменка.

— Осторожнее, — предупреждал уже зрячий Юра, — вот здесь скамеечка, а у задника еще одна. Места всем хватит, не толкайтесь…

Расселись, постепенно осваиваясь и прозревая, запарили в одном большом тазу веники. Пахло золой, дымом, но несильно. Зато жарило все сильней, так что шевелиться не хотелось. Юра, сидевший ближе всех к каменке, зачерпнул из бочки с кипятком ковш на длинной деревянной ручке и спросил:

— Ну что, все готовы? Тогда начинаю!

И он плеснул из ковша на красную груду. Из той мгновенно шибануло паром, палатка сделала попытку взлететь, но устояла, и вдоль боковых стен к задней стенке, где сидел бездвижно Карцев, хлынула волна чуть влажного зноя. Он не выдержал и низко, совсем низко пригнулся, стараясь не дышать. «Если бы уши не были под шапочкой, они бы точно свернулись», — мелькнула хаотичная мысль. Кожу лица, спины и рук жгло, казалось, невыносимо, но тут стало немного отпускать, и Карцев смог разогнуться, чуть-чуть вздохнуть. Дышалось, впрочем, легче, чем перед плеском и меньше пахло золой.

— А теперь вторую! — встрял неугомонный Юра. Прошла вторая волна зноя, почти столь же непереносимая, но после нее на коже обильно выступил пот, принесший облегчение. Юра плескал еще пару раз, что мученики стоически выдержали.

— Ну, первый пот сошел, теперь можно подышать на улице, — объявил Юра. Упрашивать никого не пришлось. Путаясь в полах, выбрались на волю и, рассевшись на загодя притащенном длинном сухом стволе, стали жадно вбирать и легкими и кожей свежий, ласковый, чуть обдувающий воздух. Хорошо!

Впрочем, минут через пять ноги стали внятно покусывать комары да и тела уже подостыли. Волей-неволей пришлось возвращаться в пекло. Против ожидания в палатке оказалось хорошо: тела восприняли тепло как неожиданное блаженство, укусы скоро забылись…

— Ну что, согрелись? — для формы спросил главный банщик. — Тогда разобрали веники и будьте наготове. Поехали!

И он плеснул на каменку от души. Снова хлынул влажный жар, который встретили в пять веников. Жар метался от телу к телу, лез к потолку, прятался в углы и вбирался, вбирался в поры…

— А ну-ка вдогоночку! — не отставал от каменки Юра, и экзекуция началась по новой…

— Хорош, — первым не выдержал Петрович и полез на выход. За ним и другие. Но свежести воздуха явно было мало.

— Э-эх! — крикнул Юра и бухнулся с обрыва в темную глубокую протоку. Тотчас он вынырнул, рванул к берегу и, вылезши, бегом кинулся по свежеустроенным ступенькам на обрыв и далее к бане.