Олег Радзинский - Боги и лишние. неГероический эпос [litres]

В овражке, залитом водой у края поляны посреди негустого липового леса, плавали гниющие листья и кусочки корней. Мама еще раз – уже в который – оглядела Священное Урочище Кереметь. Они за эти дни осмотрели каждый сантиметр и ничего не нашли. Больше осматривать было не с кем, она осталась одна: ее снова обманула жизнь, поманив за собой, как когда-то поманила за собой судьба Ани Найман.

66 не открыл свои тайны: его не было.

Аня Найман решила умереть. Оставалось понять, как умереть. Как Маме? Как Насте Кольцовой? Небесный свет, пробираясь сквозь голые ветви деревьев, лился на поляну ровной матовой марлей, будто убаюкивал бесшумной колыбельной.

Аня Найман спустилась в овражек, постояла, привыкая к холоду воды. Затем присела на корточки, замочив разорванный подол платья, и разом легла на спину.

Она смотрела на ажурные обрывки белесого неба и мерзла. Мокла. Ей было неудобно от давившего на грудь автомата. Закрыла глаза, нажала курок и дала очередь по стенкам оврага. Звякнул металл.

Аня Найман села в стылой воде. Огляделась, пытаясь понять, откуда пришел звук. Затем встала – мокрая, грязная, перевела затвор на одиночную стрельбу и начала методично стрелять по дуге. Пока снова не зазвенел металл.

Когда Аня оттащила наросшие ветки кустарника с крышки железного – в человеческий рост – люка, врытого в стенку оврага, ей уже не было холодно. Она смотрела на тусклую грязную дверь с длинной ручкой затвора, и перед ней, как право на вход в чудо, стояли пустые глаза бойца Новоросской Освободительной армии Пети Гладких.

Было тепло: дом – новой планировки – хорошо отапливался. Лиза не помнила, как ей досталась эта светлая трехкомнатная квартира и почему она здесь жила, но ее это не тревожило: время шло и затягивало своей пеленой прежнее, что закатилось в памяти, став дальним, ненужным. Деньги у нее были: дядя Кеша привозил каждый месяц. Больше, чем могла потратить. Намного.

В институте быстро оформили академический отпуск, и пожилая сухая женщина в учебной части долго глядела на нее сочувствующими мелкими глазами, словно хотела помочь, да нечем.

После подписания всех бумаг женщина дошла с Лизой до двери в узкий, выстеленный зеленым линолеумом, коридор учебной части мединститута и, придержав за локоть, сказала:

– Ждем тебя на следующий год. Желаю легких родов.

Лиза кивнула. Она не знала, что нужно отвечать в таких случаях. Ей было нехорошо от долгого сидения, пока оформляли документы, и хотелось в туалет. Ей все время хотелось в туалет. Или есть.

– Да-а-а, – протянула, качая головой, женщина и неожиданно погладила Лизу по предплечью: – Зачем только нужен нам Афганистан этот?!

Повернулась и быстро пошла обратно – к своему столу. Лиза так и не поняла про Афганистан: война там началась недавно и ее в любом случае не касалась. “О чем она? Нужно у дяди Кеши спросить, – решила Лиза. – Он же с учебной частью про академ договаривался”.

Лиза спустилась по лестнице и забыла и что нужно спросить, и у кого нужно спросить, как забывала теперь быстро и многое. Ее жизнь протекала в настоящем, где главными стали беременность и приближавшиеся роды. Остальное пролетало мимо, теряясь, отдаляясь, подергиваясь дымкой и становясь никогда не случившимся. Как казалась далекой совсем недавняя гибель матери: сбил пьяный шофер прямо у выхода с работы. Хорошо, дядя Кеша появился, всем, всем ей помог. Она его раньше не знала, не помнила. А вот родня.

Лиза, старательно застегнувшись, вышла на промерзшую Трубецкую и остановилась – надеть красные вязаные варежки. У нее были новые кожаные перчатки – вишневые, импортные – дома, в передней перед зеркалом, но она любила эти варежки. Она не помнила, откуда они у нее, и, глядя на них, ей виделось чье-то лицо. Женщина, родная, добрая, но кто эта женщина, Лиза не могла вспомнить.

Она покачала головой в белой меховой круглой шапке – подарок дяди Кеши – и оглянулась на светло-желтое здание института, откуда вышла. “Что я там делала? – удивилась Лиза. – Зачем?” Удивление растаяло в холодном воздухе, превратившись в дымок, колебание ни о чем, и Лиза обернулась, не зная, что делать дальше. Куда идти.

– Лиза! Лиза!

Дядя Кеша. Спаситель. Всегда рядом, когда нужен. Спасибо.

– Академотпуск оформили? – Дядя Кеша – черноволосый, черноглазый, совсем нестарый.

Лиза иногда – все реже – пыталась вспомнить, чей он дядя, но не могла. Каждый раз наплывало что-то вязкое, плотное и мешало об этом думать. Да и незачем.