Анатолий Курчаткин: Потрет женщины в разные годы

Пьер обнаружил, что в голове у него чисто, как чист свежий бумажный лист, вытащенный из пачки. Он ничего не слышал, что там говорилось. Не схватил ни слова. Будто у него начисто отключило слух. Заклинило – и только зрение.

– Давайте звонить на телевидение. У кого какие с собой телефоны есть? – предложил Филолог.

Ни у кого никаких телефонов с собой не оказалось. Все было у секретарей. Казак даже пролистал записную книжку в своем сотовом – нет, и у него никаких деловых телефонов записано не было.

Можно, конечно, было вызвонить сейчас помощников, погнать в офисы, но это означало, что все равно пребывать в неизвестности, ждать, и ждать неизвестно сколько… ждать ни у кого не было нервов.

Был еще вариант – звонить по знакомому милицейскому начальству, эти телефоны, все были уверены насчет друг друга, имелись у каждого, но этого варианта вслух не предложил никто. Не хватало только светиться по такому поводу у друзей-милиционеров. От таких друзей можно ждать больших радостей жизни.

– Ладно, – сказал Казак, поднимаясь, – испортили день. Завтра понедельник, все выясним. Я, пожалуй, домой.

– Да и я, пожалуй, – сказал Борец.

Пьер нашел взглядом Жанну:

– Мы тоже.

– Тогда и я, – присоединился Филолог. – Извини, Гор, что так…

Горец с горестным видом развел руками:

– Жаль! Но я не смею никого задерживать. Сам в не лучшем состоянии…

На воротах, открывая их перед подъезжающими машинами, стоял тот самый охранник, которого Жанна видела утром из окна. Она, не отрываясь, зная, что он не может разглядеть ее сквозь тонированное стекло, смотрела на него все время, пока проезжали мимо, не понимая сама, зачем это делает. На лице у охранника было выражение вежливой равнодушной предупредительности. Уезжающий гость был уже чужаком, и улыбаться этому гостю не было необходимости.

– Почему Муза убили? – спросила она Пьера, когда водитель вырулил на шоссе, дал скорость и машина наполнилась обычным дорожным гулом, так что можно было разговаривать, не опасаясь быть услышанным впереди.

– Спроси меня, почему его не убили раньше, – сказал Пьер.

– То есть? – не поняла Жанна.

– То и есть, а не то есть! – поднял Пьер голос.

Жанна помолчала.

– А тебя могут убить? – спросила она затем.

– Каждого из нас могут убить, – сказал Пьер.

– Почему? – Жанне хотелось бы думать, что она ослышалась, но она знала, что она услышала точно то, что и было сказано.

– Зависть, – коротко произнес Пьер через паузу.

– Я за тебя замуж не выйду, – в свою очередь через паузу тихо проговорила Жанна. – Я жить хочу.

– А я тебя что, звал замуж? – ответил ей Пьер.

И дальше, до самой Москвы, ехали уже молча.

И молча ехали Борец с женой. И Казак со своей. И только Филолог всю дорогу разговаривал сам с собой, время от времени повышая случайно голос – и тем заставляя водителя оборачиваться к нему со своего сиденья: «А? Что вы сказали, Ярослав Александрович?» «Ничего, ничего, – неизменно отвечал Филолог. – Смотри на дорогу».

Потом он поднял с сиденья рядом с собой сотовый и набрал номер.

– Ага? – откликнулся в трубке голос Борца.

Филолог помолчал мгновение.

– Извини, – сказал он затем, – не ту кнопку нажал. Хотел домой позвонить.

Он дал отбой и бросил трубку обратно на сиденье.

«Слушай, а тебе не показалось кое-что странным? – хотел спросить он Борца, с которым был ближе всех. – У Гонца ведь точно есть диск с базой данных по всем конторам. А он, однако, даже не заикнулся о нем. Почему?» «Ты что, думаешь?..» – ответил бы ему Борец. И что бы тогда нужно было сказать Борцу?

– Жизнь дается только один раз. И прожить ее нужно… – громко проговорил Филолог вслух.

– А? Что вы сказали? – обернулся к нему водитель.

– Ничего. Гляди на дорогу, – сказал Филолог.

Машина неслась, рвала воздух, глотала километры, уходя все дальше от леса преподобного Сергия, Москва становилась все ближе. И чем ближе она становилась, тем гуще делался за окном дымный туман.

Париж всегда в моде

Мадам, мадам! Вы, пожалуйста! Которая хотела лететь в Москву!