Анатолий Курчаткин: Поезд

© А. Курчаткин 2017

Женщина проснулась от грохота колес. Похоже, поезд на полной скорости влетел на цельнометаллический мост над оврагом с протекающей внизу речушкой, промахнул его и понесся дальше, с прежним ритмичным однообразием постукивая на стыках рельсов, но звучное биение металла о металл проникло в сонное сознание и пробудило его.

Женщина перевернулась на живот, приподнялась на локте и, отведя угол шторки, посмотрела в окно. За окном была полная темь, ни огонька, казалось, поезд завис в этой ночной темени, как в бездне – ни вперед, ни назад, висит в ней, никуда не двигаясь, – и только тяжелое грохотанье под днищем вагона напоминало о том, что на самом деле поезд летит, стремит себя вперед, глотает километры пути, отбрасывая их назад перемолотым пространством.

– Да уж когда же приедем! – произнесла она вслух.

Совсем негромко произнесла, почти про себя, едва проколебав воздух у губ, но с верхней полки ей ответили:

– Никогда!

Со смешком, с внятной иронией, впаянной в этот смешок подобно игривой летней мушке в кусок льда, и мужчина, поняла она по звучанию голоса, свесил к ней с полки голову.

Мужчина был ее мужем, она знала в нем все – от цвета надетой майки до формы родинки в левом паху – и, даже не видя его в темноте, представила, как вокруг головы у него вырос светящийся серебристый нимб из распавшихся на пробор длинных прямых волос.

– Не шути так! – сказала она в полный голос, поднимая голову к нему в темноту. – Который час, знаешь? А то я что-то не соображаю ничего. Может, пора вставать?

Вверху полотняно всхлопнуло отброшенное в сторону одеяло, мужчина заворочался, с сухим шорохом завозил по стене рукой, отыскивая выключатель ночника, тот, наконец, щелкнул, и на оконные шторки брызнуло мерклым, режущим глаз своим тщедушием светом.

– О-оо! – воскликнул мужчина с экспрессией. – Ничего мы дрыхнем. Конечно, пора вставать. Десять часов проспали. Куда еще!

Он скинул вниз ноги, соскочил на пол, прошлепал по нему и с маху хлопнул ладонью по выключателю лампы под потолком. В одно мгновение вокруг стало светло – снова до болезненной рези в глазах.

Женщина не чувствовала в себе сил вставать.

– Ты шутишь, – сказала она, прикрываясь от света рукой. – Какие десять часов! Я совсем не выспалась.

– Я шучу, я шучу, – пропел мужчина, скача на одной ноге и всовываясь другой в штанину. – Я шучу, тобой верчу и деньгу я молочу!

– Много ты денег намолотил, – с живостью отозвалась на его песенку женщина. – Сиди уж!

– Ради красного словца не пожалеем и отца, – с ответной живостью ответил ей мужчина, продолжая танец с брюками. У него никак не получалось стоять на одной ноге.

– Скоморох, – проговорила женщина, отнимая руку от глаз. Те приспособились к свету, и больше их не резало.

Теперь мужчина промолчал. Похоже, ему хотелось отбрить женщину какой-то резкостью, но он сдержался.

– Нет, неужели десять часов? – ноюще произнесла женщина. – Я совсем не выспалась, совсем! – Говоря это, она тем не менее столкала с себя к ногам одеяло и, охая, спустила вниз ноги, села на полке. – Помню, как легко поднималась молодой – сколько ни поспи.

– А я ничего не помню, не помню, не помню! – выкрикнул мужчина. – Я не был ни молодым, ни еще каким. Я просто был, и был, и был!..

– Нет, я была, – потягиваясь и зевая, сказала женщина. – Какая я была молодая, молодая, молодая!

Она не собиралась передразнивать мужчину, но получилось, что передразнила – как бы спародировала его, – женщина осознала это и рассмеялась.

– Ты и сейчас еще самый цимус, – обнял ее за плечо, помял мужчина. Он решил, что она передразнила специально, и ему это понравилось. – Нечего тебе охать, кто охает – у того жизнь аховая.

Теперь промолчала, не ответила женщина. Выражение ее лица свидетельствовало, что ей бы хотелось сказать очень много, но она держит себя в руках и ничего не скажет.

Мужчина взял со столика у окна, застеленного хлопчатобумажной салфеткой, зубную щетку с тюбиком пасты, прозрачный полиэтиленовый пакет с просвечивающим сквозь него бритвенным станком, сдернул с поручня полотенце и, прокрутив рукоятку щеколды, открыл дверь в коридор.

– Давай присоединяйся ко мне, – бросил он женщине, переступая порог.

Шагая покачивающимся пустынным коридором, отчего его несколько раз бросало то на одну, то на другую стенку, мужчина подумал мимолетно: как странно, так пусто. Прежде в коридоре, когда проходил им, всегда был народ, кто стоял у окна, вглядываясь в проносящиеся мимо пейзажи, кто просто сидел на откидном сиденьи, кто разговаривал, оборотившись друг к другу лицом и перегородивши проход, а теперь – никого, никого из раза в раз, никого, никого, никого, повторилось в нем.