Я давно хотел осмотреть драгу, но мешал запрет отца. В окрестностях бродят оголодавшие за зиму медведи, которым сложно прокормиться в начале колымского лета. Звери стали непредсказуемы, и встреча с ними небезопасна.
С утра предок с опробщиком ушли на вскрываемый полигон проверить содержание золота, и я немедля отправился к брошенной промустановке. Артель наткнулась на нее случайно. Пески здесь промыли в конце пятидесятых годов, никто не помнит о списанной и оставленной в тайге драге.
Любопытство пересиливает страх перед косолапыми, я подбадриваю себя мыслью, что медведь днем на человека не нападет. На полевом стане скука. Взрослые работают по двенадцать-четырнадцать часов, я жалею, что навязался с отцом в командировку.
Неутомимо палит раскаленное солнце. В отличие от прохладного дождливого побережья +30°–35° на Колыме — постоянное явление. Вдоль заросшей тропинки столбиками застыли евражки, сложив лапки, точно монахи-капуцины. В тополиной рощице отсчитывает годы неугомонная кукушка. Плотное облако комаров колышется надо мной, и я нащупываю в кармане флакончик дэты.
Приближаюсь к проржавевшему, обветшавшему судну. Внезапно на нем раздаются глухие металлические удары. Кого, с какой целью сюда принесло? Обогнув драгу, крадусь вдоль борта в густом ольховнике. Звуки ударов затихают, и охрипший мальчишеский голос спрашивает:
— Всю заплату срубать?
— Всю! — категорично подтверждает тенорок. — Тут работы непочатый край. Стыки сваренных труб, броня скруббера, заплаты, палуба…
— Я два пальца себе раскровянил, — понуро извещает обладатель хриплого голоса и умолкает.
Поднявшись по склону отвала, я нахожусь на уровне палубы драги. Осторожно раздвигаю ветви ольховника. Странная картина предстает передо мной.
Четверо подростков самозабвенно трудятся над проржавевшей обшивкой плавучей фабрики. Они вооружены молотками, зубилами, ножовкой по металлу и прочим слесарным инструментом. Девчонка с ярко-рыжими волосами, повязанными косынкой от пыли, с бледным худеньким личиком старательно скребет и шаркает рифленую палубу судна. В ее руках — металлическая щетка из распущенного троса и метелка.
— Ржавчину до блеска выскребай! — командует худенький, заморенный подросток с прилипшей к губе папиросой. Он выхватывает у девочки щетку и деловито елозит по решетчатой ржавой палубе. Симпатичная девчушка кротко лупает глазами и согласно качает головой.
Шкет, обладатель тенора — видимо, вожак, и остальные беспрекословно подчиняются ему.
Светловолосый крепыш срубает зубилом наваренную на трубу заплату. Кучерявый брюнет бережно выскребает и собирает в ковшик песок из невидимой щели. Вожак, чертыхаясь, пилит ножовкой трубу. Подростки на вид мои ровесники.
Подгонять никого из компании не приходится. Каждый работает усердно. Блондин, в очередной раз угодивший молотком по пальцам, не издает ни звука. Чернявый археолог с непостижимым упорством извлекает песчинки из щели. Девчушка отирает капли пота, беспрерывно скребет и метет рифленый металл.
— Попить бы! — самой себе жалуется она.
Шкет, с завидным упорством выпиливающий стык труб, соглашается;
— Перекур, пацаны!
Ребята рассаживаются на палубе, с удовольствием пьют воду из фляг, вкусно умываются. Напившись, они подставляют лица налетевшему прохладному ветерку и блаженно замолкают.
Молчание нарушает худенький брюнет, обращаясь к главарю:
— Пашка, может, здесь и нет ничего? Без малого полвека минуло: дожди, снег, ветер! Вдруг смыло его?
— Чепуха! — категорически отмахивается Пашка. — Золото воды не боится, оно никаким дождям не поддастся!
— Намыть бы стакан? — мечтательно улыбается девчушка.
— Золотинка… стакан… Губу раскатала! — поддевает Пашка. — В стакане килограмм золотого песка, прикинь! В бутылке из под шампанского восемнадцать килограммов. Нам бы подфартило патрон шестнадцатого калибра намыть. Четко выверено, в гильзе сто сорок граммов.
— Леша, давай я тебе палец перевяжу, — обращается девочка к подростку-блондину. — Болеть меньше будет, и грязь не попадет.
Она достает из кармана спортивных брюк кусочек чистой ткани и бинтует размозженный палец.
— Пашка! — не отстает от вожака мнительный брюнет. — Вдруг до нас драгу чистили?
— Кто сюда попрется, Толик, — укоризненно наставляет маловера Пашка. — Акимыч случайно наткнулся на нее. В округе старожилов не осталось, чтобы помнили о заброшенной драге! Не доставай меня!
Читать дальше