Владимир Данилушкин - Дача ложных показаний

Помню маленькую женскую руку в черной кожаной перчатке, а в ней собачий поводок, а небольшой рыжий колли читал по губам этой красивой женщины, готовый устремиться на край света, ограниченный этим самым поводком. Волосы красотки взбиты, глаза затуманены, рядом мордатый муж с большим шрамом на щеке. Это в Домодедово. Там я оставил в 69 году прекрасную авторучку с тонким пишущим стержнем. Кто-то ее подобрал, кому-то крупно повезло. Я провел тогда ночь, не умея ждать, возвращаясь с командировки, но не домой, а на университетскую сессию. Кипяток в лодыжках, туман в голове. Как тяжко статусу без кво и камо без грядеши.

Вот и сейчас мне так же неуютно, как четверть века назад. Коротать ночи, а дни удлинять. Кошка-толстушка, со стриженой шеей, громко мурлыча, играет с веревочкой от колбасы. Дети спят на багаже, вздрагивая, будто летая во сне. Пахнут яблоком, даже, я бы сказал, яблочным компотом. В пионерском лагере я очень любил компот, а дома у нас его не варили. Я пил исключительно молоко.

После купания в теплой реке и обильного обеда хорошо на мертвом часе уноситься на волне сна. Внезапно вздрогнуть всем телом, и речная вода, которой наглотался во время купания, вдруг приятно встанет в гортани, ее можно проглотить, очень вкусную, а уши отложит, и громче станет пение кукушки.

Отставший от самолета, я бродил от стойки к стойке огромного московского аэропорта и не знал, куда деть самого себя и 11 лишних килограммов багажа, хотя бы стоило заботиться о билете. Но у меня есть любимый человек, гений трудной минуты, мой штурман и капитан одновременно: я звоню себе домой. Телефонная связь из уличного автомата приводит меня в восхищение. Жена уже отыскала концы, так неосторожно опущенные мною в какую-то жидкость, купила обратный билет в Магадане и передала с главным финансистом области, оставалось только дождаться прилета этой энергичной милой дамы, взять билет и пойти на посадку.

Да, я жду, попутно размышляя и наблюдая за происходящим, смущаясь торжественностью момента. Народ летает в основном по похоронным телеграммам и возвращается восвояси, опустошенный и выпотрошенный, из отпуска. Спит на импортных скамейках, ободранных до жести. Выходцы с Кавказа чувствуют здесь себя как дома. Они наладили бизнес на перепродаже билетов. Я хожу по жердочке, как дрессированный хамелеон, сливающийся с окружающей местностью. Домодедовщина.

Протерпев несколько часов тяжесть в висках и легкость в затылке — не есть ли это искривление черепа, я пошел в медпункт, и доктор с хорошим лицом и ласковой фамилией Могила, наверное, он раньше служил в военном госпитале, смерил мне давление и намекнул, что пора обстоятельно заняться своим здоровьем.

Никто меня не любит так, как я. Подлечил таблеткой клофелина. Не тот ли препарат, что в водку подсыпают, а потом чистят карманы от наличности? Правда, чистить там нечего, разве что сущая мелочь. А все-таки ситуация поворачивается лучшим образом, черный туман уже рассеялся. Электричка на Голгофу отправляется с восьмого пути и следует со всеми остановками. Может, это была репетиция смерти? Вообще-то, буря в стакане воды, но хлебаешь-то ведрами.

«Взял бы фанеру, сделал аэроплан и улетел подальше», — сказал народный умелец. — «А я бы захватил тот аэроплан и в Буркино Фасо, мать его Урюпинск. Такая, брат, расфасовка».

Надо заняться сочинением стихов для домашнего пользования. Вот когда быстрее всего мчится время. Но ведь так можно увлечься, что опоздать и на этот рейс. Поставлю-ка на всякий случай походный будильник!

Потом я занимался излишним багажом. Кое-что переложил в карманы, словарь подарил, понятие ручной клади расширил.

Толкались, ломились, кто-то не выдержал и принялся раздавать авиаторам взятки. И все-таки в самолете 18 мест свободны. Я попал в компанию, в которой можно было спятить с ума, приставив к виску стволовые клетки. Близнецы-тройняшки. Давным-давно моя жена делала о них телевизионную передачу, когда только родились и выбила их родителям квартиру. Они выросли, взрослые парни. Проблема выпить на троих была им как семечки. С ними была одна дама, которая выслушивала комплименты, словно под копирку. У нее было прекрасное белое лицо, слегка подпорченное переживаниями о собственной неотразимости.