Владимир Данилушкин - Дача ложных показаний

Я вовсе не думаю выставлять мужика в смешном виде, тем более что через два года он умер от сердечного приступа. В Магадане он выглядел таким затерянным. На Чукотке — не лучше. Сидит на топчане, затяжелев лицом и всем своим не тренированным мешковатым телом, как недопереполненный бурдюк.

Кот громко мурлычет, будто просит мармелада. Мы с Ириной стряпаем чебуреки, разговаривая и наперегонки кашляя в чаду растительного масла. Лишь изредка она выходит попудрить носик и припудрить мозги. Периодически появляется малолетняя дочь телевизионщицы и спрашивает: мол, мама ты меня как родила? Залетела, наверное? Не надеясь на правдивый ответ, тут же вдогонку задает второй вопрос: «Мама, если у тебя было десять половых сношений, значит, будет десять детей»? «Мы с тобой потом поговорим», — загадочно улыбается мать, явно гордясь продвинутостью ребенка. Невозмутимость у женщин, которые то и дело появляются в телевизионном кадре, потрясающая. И дикция, и голос. Где-то ведь ее учили сценической речи. Или как моя жена, сама до всего дошла?

Наверное, ее дочурка, когда вырастет, станет журналисткой, как мама.

Жизнь семьи в основном проходит за праздничным многодневным столом, под звон разнокалиберных бокалов. Форма зачастую бывает шире содержания. У каждого дома есть своя аура. Здесь тоже. Не сильная, здесь жили, не беря в голову, как на вокзале. Хозяйка надела вместо очков линзы, и ей проблема плакать. А как же без этого? Она обняла меня на прощание с неожиданной нежностью, вызвав ощутимую двойную боль. Бес в ребро, ангел в лопатку. Целуй меня, Кэт, прямо в кетчуп, я его возлюбил со времен ГКЧП.

Магадан — город маленький, Анадырь и того меньше. Куда ни сунешься, везде одни и те же лица, как на подводной лодке. Выбирать не приходится, попадется уживчивый — твое счастье. А есть ведь такие, что только увидишь его, краем глаза, и как железом по стеклу. С такими хочется встречаться не чаще, чем раз в год, во избежание нервного срыва. Он тебе в сотый раз норовит выложить свои обстоятельства, мысли и идеи, ценность которых не превышает вторично выеденного яйца. И тут же норовит продублировать это же самое, дорвавшись до вялых ушей. Думает, что не услышал с первого раза, и стремится продублировать для какого-то внутреннего протокола. И так успеет надоесть за пару часов, что, грешным делом, думаешь, хоть бы услали тебя в командировку, подальше, на Альфу Центавру!

А он приходит к тебе и завтра, и послезавтра, день за днем, как на службу. И заставляет восхищаться собой, талдычит свою бесхитростную, как песенка зяблика, лав стори. Пока до смерти не заканнибалит.

Из-за обледенения полосы пришлось пробыть в аэропорту Анадыря с утра до самого вечера. Собственно эта непогода была мне предсказана эрудитом, Ирининым мужем.

Тараканы бродили по полу аэропорта, как хозяева, объедали пролитое и засохшее сладкой лужей вино. Оно липло к ботинкам. Меня морило и погружало в сон, а сердце не давало провалиться. Кажется, там я впервые обратил внимание на то, как рыжие создания реагируют, когда на них замахиваешься: их будто сдувает ураганом. В другом порту та же картина. Потом в Сочи точно так же убегали от замаха руки черные жирные жуки на балконе санатория.

К вечеру сумеречное существование наполнилось надеждами и мечтами. Дорогим событием стал стаканчик газировки. Не так-то просто оказалось добыть его в буфете.

Вдруг понял: я очень соскучился по семье и жаждал немедленно очутиться в обществе жены и сына. Никогда так не щемило по ним сердце, как в этом особом городе-дыре, Анадыре.

Там каждое проявление жизни волнует и заставляет сопереживать. Вот молодой чукча звонит по междугородному автомату по поводу смерти сестры. Такой же бестолковый, как я. Он владеет несколькими языками, преимущественно оленьими. Раньше я думал, что у меня бока болят из-за плохой постели, а сейчас у меня после хорошей, в гостиничном люксе, болят. Может, печень донимает?

Надо было расщелкивать часы, как орехи. Успокаиваешься, приспосабливаешься к ходу времени ожидания. Надо каждый час поделить на половину и еще на половину. Отмечать истечение этих долей, подобно нотам в произведениях Альбинони. Время ускоряется. После дремы в кресле, отдохнул для новых впечатлений, стал сильнее. Возможно, мне не надо было рваться в такую рань в аэропорт, а побыть до обеда в обществе подруги жены и ее проницательного мужа. Такое было его предложение, которое я блистательно проигнорировал.