Водопойцы продвинулись от береговой черты уже метров на пятьдесят, а там было довольно глубоко. Через кусты пробирались все новые и новые соотечественники, обнимающиеся парочки, одинокие старики, ребятишки.
Оказавшись на берегу, они вставали на четвереньки и, как животные перед чудовищной засухой, опускали лица в воду, отплевываясь от сора и ряски. Если дело пойдет в таком же темпе, озеро Нарочь опустеет часа через три. Я сидел на холме, глядя на свой народ. Остатки орды в виде иноверческих столбов высились за моей спиной. Батый, как известно, дошел до Адриатического моря. На этом клочке земли – те, предки которых решили здесь остаться. Они стали местными, как и я.
Когда-то, зажатые между Ордой и Орденом, мои соотечественники переливались из московских княжеств в литовские, как брага по сообщающимся сосудам. После уничтожения Пруссии тевтонцы взялись за Жемайтию, Аукштайтию, Черную Русь, Полоцкие земли. Крестоносцы переориентировались с Палестины на языческую Литву, находившуюся буквально под боком Священной Римской империи. Тринадцатый век оказался переломным. Союз между двумя русскими государствами мог состояться после объединения Миндовга с Александром Невским. Германцы казались обоим опаснее кочевников. Попытка не удалась. Сначала неожиданно умер один князь, потом был убит другой. Теперь я стал свидетелем иных исторических событий, участником битвы при Гирынах, почти героем. Почему бы не ввести звания героя Великого княжества Литовского?
Я улыбнулся и вдруг почувствовал, что около меня дышит какая-то другая жизнь. Огромная, как озеро. Сильная, как лес.
Змеиная голова размером с доброго поросенка доверчиво легла мне на колени, и я с содроганием увидел алый индюшачий гребень у нее на лбу.
Жемойт, хозяин этих земель и озер, пахнущий сапропелем, водорослями, рыбой, мириадами утопленников и бальзамом «Старый Брест», прижался к моему животу, позволил почесать холку. Я гладил его доисторический череп, остерегаясь прикоснуться к безгубому рту, страшным кривым клыкам, которые угадывались под кожей. Он был великолепен. Твердая чешуя с декоративным шахматным узором цепляла за джинсы, поскрипывала, неслышно шуршала. Петушиная корона податливо переваливалась в моих пальцах, как застывающий и вновь нагревающийся каучук. Необозримая длина его тела уходила куда-то в просторы сырых лесов и шелестящих полей, расползалась по множеству тропинок и ручейков из Нарочанского края в Литву, Восточную Пруссию, может быть, даже в Польшу. Я гладил Василиска по огромной голове, и он в ответ шевелил рыбьими усами. Чешуя на его шее переливалась, менялась, становилась нежной, голубоватой. Мне казалось, что жемойт может заговорить на каком-нибудь шипящем балтском наречии.
– Ты любишь молоко? – спрашивал я по-русски, но он лишь ронял тонкую нить слюны. – Козье или коровье? – пытался уточнить я и тут же рассказывал, что предпочитаю козье.
Начало жизни северо-западной ойкумены Европы лежало у меня на коленях. Голова местного бога была у меня в руках, со мной дружили мертвецы, литвинские колдуны, а с повелителем ангелов, как оказалось, я был знаком с молодости. Какие хорошие связи! Змей не смотрел мне в глаза. Его очи существовали не для того, чтобы смотреть. Он понимал и чувствовал то, что происходит в мире, без глаз и ушей. В нескольких шагах от нас осушался самый большой водоем Беларуси, жилище исполина, хранителя сокровища, но жемойт не придавал этому ни малейшего значения. Ему было приятно, что я не пью этой воды вместе с остальными. Я был единственным, кто не участвовал в общем деле. Я говорил с ним, как с ученым котом:
– Вот, Василий, какие наступили времена. Такие дела, Василий.
Душераздирающий вопль на энохианском, усиленный то ли динамиком, то ли эхом загробного мира, заставил меня подняться. За трассой Мядель – Нарочь раздался взрыв, означающий смерть моего единственного и почти мифологического врага. Ластовский погиб в очередной раз. Теперь уже в качестве вертолетчика. Над лесом встало зарево из авиационного топлива, перемешанного с субстанцией ангельских душ.
Над водой проступал рассвет. Люди бежали к последнему камню мироздания, чтобы составить наконец долгожданное слово. Добыть пятый элемент. Я был очарован своей властью над Василиском и включенностью в масштабный мировой процесс, пока меня не хлопнул по плечу Мотя Грауберман.
– Поехали, пожрем чего-нибудь, – сказал он, и я понял, что он сегодня, как и я, одинок.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу