Вадим Месяц - Искушение архангела Гройса

– Ладно, архангел, – сказал я, – и ты меня извини.

Черты его лица все более разглаживались и вытягивались, больше напоминая средневековую картину, чем пьяную фотографию юности. Он уже не был тем человеком, которого я знал, – и в предыдущей жизни, и в нынешней. Несмотря на удивительную низменность поведения, визгливый голос, хвастовство, привычку говорить либеральными штампами, в нем произрастала какая-то тайна. Передо мной сидел архистратиг Михаэль, который низверг когда-то зверя-дракона с небес на землю и потом, когда вновь пришла его пора, вернулся к нам, чтобы продолжить борьбу с этим зверем, но уже в человеческом облике. Он был моим другом, собутыльником, братом, но одновременно – предводителем ангелов и архангелов. Он мог придуриваться сколько угодно, но сейчас, неожиданно извинившись, он себя выдал. Я наконец просек его. Отсутствие внешнего величия показалось мне его достоинством.

– Работай, сука! – закричал он, когда у него заклинил затвор автомата. – Работай и не думай про меня. Я читаю ваши мысли. Они ничем не отличаются от свинских. Ты, Серый, думаешь обо всем так же, как эти кабаны. Понял? Кабан гребаный, понял? Ты думаешь, как свинья. Поэтому для меня ты тоже свинья.

Кабаны действительно сгруппировались и бросились в атаку на памятник павшим. Я забрал у него второй автомат. Мы зависли прямо над мемориалом, рискуя задеть винтом за бетонную стелу.

– Я жду подкрепления, – серьезно сказал Мишка. – Наши скоро здесь будут.

– Кто? – удивился я. – Чернояров и Гарри? Где Федор Николаевич?

Появился крупный, будто нарисованный косач, встал в прицеле, и я раскрошил его голову, потом добил самку, что стояла рядом. По борту вертолета что-то стукнуло, отвалилось и взорвалось где-то в низине. Что за хрень, не могли же кабаны овладеть средствами ПВО.

– Поднимай машину! – закричал Гройс, когда до нас долетело еще несколько сигнальных шутих. – Это какая-то самодеятельность… Поднимаемся! Мы сейчас испоганим Божий замысел.

Мы поднялись высоко над Нарочью, и я увидел, что со всех концов видимого мира к озеру идут люди в белых одеждах. Они шли со всей страны, по дорогам и без дорог. Они светились. Женщины в белых платьях и шалях, мужчины в белых костюмах и панамах, дети в белых трусиках и майках. Люди шли к озеру Нарочь, подходили, вставали на колени и пили воду. Горстями, пригоршнями или опуская в воду лица, как звери. Мне показалось, что озеро мелеет прямо на глазах. Красивые, одухотворенные люди. Никаких признаков лунатизма. Великолепное единство. Во мне тоже осталось множество зачатков коллективно-мистического. Мне даже стало обидно, что я не участвую в таком масштабном и, видимо, жизненно необходимом ритуале. Когда еще в истории человечества народ выпивал самое большое озеро на территории своей страны?

Люди внизу собрались в невероятном множестве. Кабанам не было места в этом скоплении, бурном и радостном. По шоссе мелькали милицейские «луноходы», перемещались отряды особого назначения. Подъехал БТР с десятью курсантами на броне. Их закидали цветами, грибами и ягодами. Все приветствовали иноков, бредущих к воде. Они пробирались сквозь чащи, ползли к Нарочи и пили священную воду. Я удивился, насколько большим стал бакланий остров, а мелководье со стороны Купы превратилось в огромное поле, сверкающее антрацитовым илом под луной.

– Мы с тобой встретились на Ивана Купалу? – вспомнил я.

– Сегодня другой праздник, – сказал Гройс и вновь пальнул по кабанам, вышедшим на трассу. – Весь мой сонм сегодня здесь, весь легион. Недовоплощенные души. Отличный контингент, – сказал он гордо, но не очень понятно.

Внизу, по берегам, люди пили воду озера Нарочь. Стаи диких тварей были отогнаны правительственными войсками и МЧС. Архистратиг Михаэль помогал борьбе с хищниками со своего специального вертолета. Я балдел, размышляя о неминуемом дне собственной кончины. Вот бы сегодня! Я был совершенно не против. Мишаня болтал ногами и насвистывал «Марсельезу». Внизу работали его люди: легионы архангела Михаила. Они прочищали лес от зверья, переносили с места на место священные камни.

– А ты правда помер во Всеволожске? – спросил я. – Мне Сорока сказал… Ну, и в газетах писали…

Мишка посмотрел на меня как на идиота. Прицелился, выстрелил одиночным, продолжил разговор:

– Да, Сережа. В тот день я ужасно нажрался. Уснул. И потом меня задушили. Струной от виолончели. Я сам виноват. Обманул людей, Сережа. Обманул. Кинул на бабки. Я совершал в той жизни ужасные поступки. Не хочу рассказывать тебе об этом… Но это, Серый, есть бизнес. Бизнес – ничего личного… – Он что-то забормотал, повторяя нелепое слово bab, пока по вертолету не ударила какая-то совсем уже не потешная пушка белорусской армии.