Надежда Нелидова: Обратная сторона тарелки [сборник]

У Янки в холодильнике завалялся брусок масла. Валялся год, ну, с полгода — точно. Она натыкалась на это масло, намазывала на булку, кидала обратно в недра холодильника — и снова о нём забывала. Она берегла фигуру, поэтому намазывала чуть-чуть, прозрачной паутинкой, для вкуса…

Хотя никакого вкуса у масла не было — даже прогорклого. То есть вообще вкуса не было. Оно не пожелтело, не скукожилось, не обветрилось — только крошки на него налипали: за полгода-то. Ну, Янка крошки обметала и ела. И думала: «Какое интересное масло научились делать».

Она помнила другое доперестроечное масло, которое, как всякое нормальное масло, горчило уже через две недели. И покрывалось жёлтой окалиной.

А тут не масло, а мутант какой-то. Хотя с масляной золотистой фольговой обёртки безмятежно светило солнышко и улыбались белозубые коровки. И состав продукта божился и бил в грудь: 100 процентов натуральное молоко. Без консервантов!

К супермаркету, где отоваривалась Янка, по вторникам и субботам подъезжала старенькая «нива». В ней деревенский мужичок привозил домашнюю молочку. На мужике было пальто, поверх белый фартук. На фартуке бейджик с реквизитами ЧП.

На перевёрнутых тарных ящиках теснились пластиковые полторашки с молоком. Бутылки были сверху затянуты желтоватым жирком. Пирамидками высились разнокалиберные контейнеры с творогом. В затянутых пищевой плёнкой пластиковых тарелочках топлёное масло желтело маленькими лунками.

Сейчас была зима, но он торговал и летом. Держал свой нежный скоропортящийся товар в тазике со льдом. Лёд таял и плавал в воде маленькими айсбергами. Вокруг мужика толклась кучка народа, но продукцию покупать не спешила. Мелкий мужик вдохновенно и болезненно-задиристо наскакивал:

— Вы проехайте по району! Проехайте, проехайте! Скорее пасущихся кенгуру увидите, чем стадо коров. Пора их в районную Красную Книгу заносить! — тут он делал эффектную паузу. — Но тогда встаёт закономерный вопрос: что вы пьёте?!

Один гражданин в дублёнке, выбираясь из мини-толпы, проворчал:

— Ещё неизвестно, что у тебя самого в этих бутылках. Кто тебя контролирует?

Ухоженная дама в скользкой котиковой шубке сказала:

— И у вас молоко коровой пахнет. Если бы женщина продавала — ещё подумала бы: купить — не купить. А тут мужчина… Фу! Небось, и рук не моете. Ну-ка покажите ногти, небось под ними грязь? Вы бы хоть жену поставили торговать.

— Да нету её, жены! — горько крикнул мужик. — Сбежала! Вашей лёгкой городской жизни захотела! Чтобы в пять утра не вставать, корову не доить. И других желающих нету. Вот ты за меня замуж пойдёшь, в деревню поедешь?!

Дама бочком-бочком выбралась из толпы и возмущённо зацокала прочь.

— А я эти руки, — он совал скрюченные ладошки Янке, — я их десять раз мою! Порошком драю, щёткой!

И тут Янка узнала деревенского продавца — и прыгнула за чужие спины.

Лев Толстой писал, что совершал поступки, при воспоминании о которых потом подпрыгивал от стыда. Янка, перебирая подробности того дня, тоже готова была подпрыгнуть. Хваталась за голову, гримасничала, стонала, ахала, мычала, шипела и издавала прочие звуки.

За первый год работы она накопила (плюс мама подбросила) деньги на дорогую кожаную сумочку. Ибо известно: человека встречают по одёжке, а корреспондента по наличию трёх солидных брендовых аксессуаров. Сумки, наручных часов и пишущей ручки.

С утра было запланировано задание, а потом водитель подбросит её в бутик. Там она присмотрела сумочку: женственную и деловую одновременно. Много карманов и кармашков: тут тебе и косметичка, и визитница, и встроенное зеркальце, и отделение для бумаг формата А4.

Деньги, сорок тысяч крупными купюрами, уложила во внутренний карман плаща. Карман пристрочила накануне вечером, заколола булавкой.

Утром, по привычке бросив свой плащ в отделе сельского хозяйства, смерчиком пролетела по соседним кабинетам. Заскочила в приёмную, утрясла детали по предстоящему заданию. Где-то глотнула чаю, где-то листнула свежий журнал. Где-то курила и трепалась, где-то советовалась насчёт предстоящей покупки.

Вернулась, натянула плащ… Карман был пуст! Даже булавки не было! Разиня, растяпа, размазня!

— Мамочки!! — благим матом взвыла Янка. Через минуту о Янкином несчастье знала вся редакция. Кто? Свои — исключено. Тогда кто?! Колесо внутреннего расследования завертелось с бешеной скоростью.