Надежда Нелидова - Обратная сторона тарелки [сборник]

— Это она в районе снималась. Фотографа попросила, чтобы как будто на юге. Она всё в Турцию мечтала, рвалась прямо. Сидит, смотрит в окошко на снег. «Геничка, зая, — говорит, — давай в Турцию съездим». А откуда: только кредит оформили. Да и скотину не оставишь.

Гена шустро накрыл стол: варёная картошка, сметана, яйца, огурцы, капуста. Достал домашнюю наливку, вопросительно уставился на Янку. Та взглядом поощрила: «Можно».

— Зая — у нас так никто не говорит. Это она в телевизоре услышала. И меня заставляла её так называть. Да какая она зая: в ней 120 кило живого весу. Скорее бегемотик. Обиделась.

Я ей говорю: «Ты меня хоть на улице заей не зови, не смеши людей». Она только вот так головку опустила, бедная. Дурак я, дурак. Что бы ей подыграть: да, мол, зая, пусенька (тоже в телевизоре услышала).

— Она у вас разве городская?

— Если бы. Одна слава, что село. Это телевизор её испортил, всё сериалы свои смотрела. Чёрт меня дёрнул тарелку сто каналов поставить. Хотел как лучше: она сразу затосковала, как сюда приехала.

Попрошу за коровой убрать или хоть поросёнку намять картошки — а она ногти суёт. Маникюр с блёстками сделала: жа-алко, сма-ажется. Я заругаюсь, пригрожу спутниковую тарелку расколотить — а она съёжится, заплачет, да беспомощно так. В полтора раза меня крупнее — а сама дитя дитём. Я и махнул рукой: делай что хочешь. Испорченный человек.

Моет посуду — как во сне. Средством для мытья намажет тарелку, перевернёт — и задумается, вся в себя уйдёт. Заглядится — будто не тарелку, а обратную сторону Луны увидела.

Янка после сытного ужина полезла в сумочку (ту самую) за сигаретами, предложила Гене. Он подставил глиняный черепок — стряхивать пепел. От сигареты отказался:

— Бросил. Вокруг дерево, сено — займётся, дотла выгорит. А при жене курил. Нервы не выдерживали, когда она в эти свои сериалы… уходила. Я намёрзнусь за день, руки гудят. Самый раз погреться, полюбиться, поласкаться — а у неё этот самый сюжет. Сейчас, пуся, такой интересный сюжет, говорит. Смотрю на её лицо — а оно у неё светится голубым светом, потусторонним, как у инопланетянки… Глаза блестят, как у кошки. Вижу: невменяемая, не здесь она сейчас, не отсюда. Вся ушла туда.

И уснуть не могу. Психую, ревную как дурак, к телевизору-то! Десять раз за ночь вскочу, перекурю за печкой. Задремлю, в три часа ночи открою глаза — а она в той же позе. Вся устремилась, подалась к экрану, глаза распахнуты, не моргнут. Аж жуть берёт.

Ух, ненавидел я эти сериалы. Вот чисто диарея: откуда их столько взялось?! Как полились с экрана неукротимым поносом — не остановишь. Понос хоть таблетками можно.

— Так где же ваша Маргарита? С фотографом в Турцию убежала? — Янка хамски захихикала. На неё алкоголь действовал непредсказуемо. Гена не обиделся, только рукой в воздухе помотал: мол, погоди, до этого ещё не добрались.

— Певец один по телевизору, душещипательный… Кудрявый, как овечка, под гитару поёт. Про жену, которая по ночам любила летать. « Он страдал, когда за окном темно, он не спал, на ночь запирал окно» , — кашлянув, фальшиво, глухо пропел-проговорил Гена. — Только там он на кухне пил горький чай, а я вот бегал курить. За ночь полторы пачки уговаривал. Всё как в песне: и что ходили вдвоём, и духи ей дарил. Моя надушится, волосы распустит, красивый прозрачный халатик наденет — и к телевизору, как на свидание.

— Ну, так что с вашей Маргаритой? «Он боялся, что когда-нибудь под полной Луной она забудет дорогу домой, и однажды ночью вышло именно так…» — процитировала Янка.

— Всё так. Просыпаюсь под утро — а её нет. Комната залита голубым — телевизор-то работает. И чемодана нет. Ничего не взяла, только кофточки свои и флакон духов.

Гена не выдержал, потянулся дрожащими пальцами за сигаретой. Помял, сунул в рот, потом вынул.

— Как она в городе? Обманут её, пропадёт. Она рекламу-то в телевизоре за чистую монету принимала. Думала: если средство для мытья посуды плохо пенится или, там, лак на ногтях долго не сохнет — что у женщины страшнее проблем быть не может.

Чтобы Янка «ничего такого не думала», Гена гостеприимно предоставил ей свою кровать. Сам пошёл спать в баню. «Вчера топил, ещё тепло должно быть. Полок широкий, ничего».

Янка вышла на улицу. Боже, какая ночь, какой воздух — даже курить жалко! Встала на цыпочки, насколько позволяли валенки, подставила лицо холодному лунному свету, разведя и приподняв руки. Ощущение: что продымлённые лёгкие развернулись во всю грудную клетку, затрепетали как крылья и тоже благодарно выдохнули: «Ах!»