Алексей Камышинцев - Начало осени

— Уф, — отдувается Юрик, — благодать!

— Да… — соглашается Володька. — И чего это за чай наказывают так строго, до изолятора? — Он приподнялся с кирпичей, глянул, не идет ли кто — стукачи здесь есть.

— Сами не знают чего! — ответил ему Юрик. — Вон Пал Иваныч, доктор, говорил в прошлый раз: чай, он этот, как его… антагонист алкоголя!

«Начальству не по нутру, что вся эта обстановка — костер, несколько горьких глотков, сигаретка, на круг одна, — сближает людей. Кто мы друг другу, а посидим вкруг банки, потолкуем о том, о сем — и уж, глядишь, товарищи. Когда человек один, его зажать проще…» — думал Колька.

— Насчет антагониста — не знаю, чего это, — Бугор нагнулся за угольком — прикурить, — а вот в лагере чай заместо отца-матери, заместо жены. Здесь просто: на складе мешки поворочал, и пожалуйста — пачушка в кармане. А там… — Он не договорил, только рукой махнул.

Все сочувственно помолчали.

— Антагонист — значит противник. Чай против алкоголя… — начал пояснять Володька, но Юрик перебил его:

— Погоди… Вот Колян нам разъяснит, он пограмотней.

Кольке не нравились подковырки насчет его учености, и в другой раз он осадил бы Юрика, но сейчас ругаться не хотелось.

— В чае вещества такие есть, полезные, в общем… — Он хотел рассказать им про танин, кофеин, но почувствовал, что и сам плохо помнит всю эту химию. — Бодрость от них появляется, сила…

— Вот, — подхватил Филипп, — правильно говорят — чай силу прибавляет. И в мороз, если замерзнуть не хочешь, надо чай, а не водку пить. Водка, она только поначалу греет, а потом, как хмель выходить начинает, остываешь быстро. В лес, бывало, поедем за дровами либо на охоту, так батя никогда водки не брал. Сейчас костер соорудим — и чайку! В лесу хорошо…

— Чего ж ты там не остался? Глядишь, сюда не попал бы, — подкусил его Колька.

— Пошел ты… — огрызнулся тот. — Всем городским кажется, что деревенские легкую жизнь вроде бы в городе находят. А какая там легкая жизнь? Вкалываешь, где тяжельше, живешь в общаге — ни пожрать толком, ни отдохнуть! Легкая жизнь…

— Тебя-то, Колян, как угораздило здесь очутиться? — спросил Бугор. — Я полагал, коли человек культурный, в институте учился, с профессорами там вожжался, то уж он в это дело не втянется.

— Втянулся я раньше, чем в институт поступил, можно сказать, с детства еще. А сюда угодил позже, тут уж учеба ни при чем оказалась.

— Постой… Мужики, давайте вторяк сгоняем, а? — предложил Юрик. — Время есть, — он кивнул в сторону, где находился клуб, — на лекцию еще поспеем. Чего нифеля выдыхаться будут?

Все посмотрели на бригадира.

— Можно, — коротко одобрил тот.

Юрик полез из ямы, осыпая комья земли. Воду набирали у кочегарки, там в трубе есть кран. Вскоре под жестянкой снова запрыгал желтый огонек. Неяркие сполохи выхватывали из сумерек то дубленую щеку и седой висок Бугра, то прямой рот и упрямый подбородок Юрика, то хитрую физиономию Володьки, а то чьи-то заскорузлые ладони, протянутые к теплу.

— В институт я попал после армии, — продолжил свой рассказ Колька. — Призвали меня поздно, в двадцать три года, сам не знаю почему, сказали в военкомате — гуляй до особого распоряжения, ну я и гулял. И в Ленинграде бывал, и в Смоленске, и в Астрахани, и в Архангельске… Пять лет по стране мотался. Короче — призвали меня в стройбат, завезли в самую что ни на есть тайгу, военные объекты строить. А природа там — красота, как вспомнишь. Кедры колоннами стоят, на верхушку глянешь — пилотка с головы валится. Сопки зеленые, небо синее. По ночам звезды с кулак. Грибов, ягод, зверья разного — навалом. Но нам не до красоты было — знай, вкалывай. Дембельнулся я в начале июля. Помотался по городу день-другой, со всеми друзьями перевидался, что дальше делать? В институт толкаться рано… Устроился грузчиком на завод, после стройбата работенка эта так себе, игрушечная. Подкатила осень. Из школьной программы я ни черта не помнил и поступал на подготовительное отделение. Туда принимали работяг, кто стаж имел, да таких, как я, отслуживших в армии. Эх, братва…

Помню, пришли мы в первый раз в кабинет зоологии. Темные, под мореный дуб, шкафы во всю стену. За стеклами чудища разные — какие в спирту плавают, какие так засушены. На столах микроскопы никелем блестят, препараты лежат готовые. Заглянешь в микроскоп — вот они, инфузории…

А в анатомическом кабинете — сплошь скелеты на подставках укреплены. Чьих тут только нет — медведя, и лося, и акулы, и человека… Отдельные кости на полках разложены, а в бочках с формалином органы разные мокнут… Но кто меня ошарашил, так это профессор. Солидный, аккуратный такой, в белом халате. Говорит: «Здравствуйте, коллеги!» Это я ему, после всей дури, после жизни своей семикаторжной, — коллега! Ну, думаю, видно, фортуна рожей ко мне повернулась, надо хватать бога за бороду!