Алексей Камышинцев - Начало осени

— Все, начальник, как ты и велел — двенадцать коробок.

— Добро…

Колька не уходил, стоял перед Пименом, деликатно помалкивая и даже не кося глазом на холодильник, вроде он и знать не знает ни про какой чай.

— Сейчас… — Пимен нырнул в холодильник, вернулся с желтым хрустящим цибиком.

— Вот спасибо! Как чего потребуется — зови. — Колька спрятал чай в глубокий карман бушлата.

Свернув за угол склада, сунул руку за пояс, нагнувшись пошарил в штанине и оттуда, где ее перехватывает кирзовое голенище, вытянул еще пачку. Из-за одной Пимен, если даже и заметит, базарить не станет. А больше стянешь — в другой раз на склад может не пустить. Хватит и этого — жадность фрайера губит…

Место, где ждал его Володька, находилось за туалетом, большим дощатым строением на сорок очков. Таких строений в зоне четыре. Шагах в десяти темнеет яма, котлованчик этакий. Там-то и варили чифир — свет от маленького костерка на открытом прозоре не виден.

Кроме Володьки он увидел в яме еще двоих — Бугра и Юрика. Все правильно — бригадир, он и есть бригадир, его угостить никогда не лишне, и Юрик мужик свой, всегда с Колькой поделится.

Вот Седого никто не пригласит, пустой мужичонка. Все на холяву норовит проехаться. А сам — ни украсть, ни покараулить.

— Есть? — коротко спросил Володька.

— Есть, кинул Пимен пачушку.

О второй, заначенной, Колька промолчал. Мало ли, может, выменять чего подвернется, то же курево. Хотя… лучше чая ничего нет. Водка разве… Но водку здесь редко кто пьет. Раз — где возьмешь? А второе — это тебе не на воле, утром к ларьку за пивом не сбегаешь. Так с похмелья замаешься — не приведи бог.

На земле ребром стоят два закопченных кирпича, меж ними насованы сухие щепочки, торчит клочок газеты. Кирпичи поставлены широко, чтобы сто раз обожженная банка из-под тушенки не падала. Затрещал бездымный костерок, бригадники сдвинулись, прикрывая его спинами, ждали, пока закипит вода. Юрик подкармливал огонь сушнячком.

Что такое чифир? Крепкий чай, на такую вот банку полпачки надо. Тогда будет чифир. Лучше всего варить из индийского чая, но бывают рады и азербайджанскому. Не до жиру…

Зачем пьют чифир? Да как сказать… Не только пьяный не будешь — кайфа с него никакого не выловишь, хоть ведро выпей. Просто хорошо усталому да продрогшему хлебнуть горячего. И бодрит он, и настроение подымает. Сколько историй — и страшных, и веселых — рассказано у огонька за каленой банкой после доброго глотка и крепкой, духовитой затяжки.

Много ли радости у элтепешника? Хабешку поновей получить, бушлат потолще, в щах картошки побольше выловить, да чтоб дожди пореже, зима потеплее, а лето — попрохладнее. Кино раз в неделю покажут, беседу проведут или, вот как сегодня обещали, лекцию прочитают, обратно о вреде алкоголя, хотя любой тут может в десять раз больше лектора на эту тему наговорить. Но все равно идут и слушают: чего в бараке болтаться, еще работу какую по хозчасти найдут. Это у них быстро… А лектор живой человек, с воли, поглядеть интересно… Вот так и чаек — не большая радость, а дорога.

Вода в банке забулькала, закипела. Колька протянул пачку бригадиру. Это специалист, цистерну чая за свою жизнь выпил. Распечатал цибик — чаинки не выронил. Острожно высыпал в кипяток половину, остальное, примяв аккуратно фольгу и картонку, вернул Кольке.

В слабом свете костра видно стало, как над обрезом банки вспучилась белая пена с нифелями. Это чаинки так называются — нифеля. Бугор надел брезентовую рукавицу, сунул жестянку на землю, да не на холодную, сперва другую рукавицу подложил; банку накрыл своей шапкой — пусть настоится чуток.

Мужики зашевелились, поудобнее устраиваясь на стопках светлых кирпичей, полезли за куревом. Кольке сразу три пачки протянули — герой дня! Ничего, к ночи и он табаком разживется. Александр Степанович снял с банки шапку, взял рукой в рукавице за горячий бок и сделал глоточек. Передал сидевшему слева Юрику, тот глотнул с прихлюпом, передал Володьке. Так банка дошла до Кольки, ее всегда по солнцу пускают, против — нельзя, примета дурная.

Чифир удался хоть куда! Крепкое, вяжущее пойло в меру обожгло рот, теплом разлилось по груди, прошло в желудок. Вот что значит первяк — первая заварка. Нифеля можно варить и второй раз, получится вторяк, иногда и третьяк сгоняют, да это — не то, не первяк. Потому в столовке и чай такой невкусный, что там, поди, в котел и не третьяк попадает, а так, нифеля белые.

По кругу, по глоточку банку и допили. После чифира хорошо затянуться, аж кружение в голове начинается.