Алексей Камышинцев - Начало осени

После ужина Колька подался на продсклад. В широких, как у пожарного сарая, воротах прорезана маленькая калитка. Он толкнул ее — не заперто. В длинном пакгаузе рядами лежат мешки с мукой и сахаром, крупами, сухим картофелем. Высятся штабеля коробок с макаронами, вермишелью, консервами.

В дальнем углу, под лампочкой, низко свисающей с потолка, за обшарпанным столом сидит кладовщик Пименов, что-то черкает карандашом в пухлой тетрадке.

— Ага, пришел. — Пимен вгляделся в подошедшего ближе Кольку. — Вот какое дело — утром машина с базы приезжала, накидали товар абы как, надо уложить. Пшено вот сюда, к пшену же, сахар к сахару… — Он объяснил, куда что класть, и добавил: — Да чтоб бирки наружу глядели, а то хрен потом чего найдешь!

Кольку не учи — мантулил в гастрономе грузцом. Вот были денечки! Директор, как в магазин утром зайдет, кому первому руку для здоровканья тянет? Ему, Кольке. И виду не подаст, если от него уже вкусно попахивает. Об одном просил, умолял просто: не прогуливай! Хоть на карачках, а товар в отделы подай.

А как же? Иди поищи рабочего в магазин. Это каторга, если разобраться. Одно наверх подай, другое вниз отнеси, машина пришла — разгрузи, накопилась тара — погрузи. Проходы узкие, лестницы крутые, склады и подсобки тесные… Поэтому и берут туда всякого желающего. Разве что беглого не примут…

Так он размышлял, выкладывая штабелями коробки, перетаскивая мешки с крупой и ящики с консервами. Примерился спереть банку, ан нет, в щель не проходит, доску же отдирать — Пимен услышит. Чего на рога лезть… Тяжелее всего — мешки с сахаром. В том гастрономе, где он когда-то работал, больше сахар-песок шел, рафинад редко привозили. Хозяйки песочек охотней берут, избаловались.

В ЛТП чай внакладку не пьют. В пайке три кусочка пиленого: утром три и вечером три, а в обед — нету. И уж там как хочешь — либо внакладку, либо вприкуску, а то хоть и вприглядку. Лучше всего за щеку положить кусочек и кипяток, в котором столовские придурки вместо чая не иначе как веник заваривают потягивать. Да не весь оковалок мочить, а так, с краешку. С одним куском три кружки можно вытянуть, а пару заначить. На курево запросто поменяешь, а если прихватит на ветру, то чаек сладкий — первое лекарство.

Только вот мешки… Бугристые они, собаки, сквозь бушлат плечам чувствительно. А второго человека, хоть того же Филиппа, брать в помощь не с руки. Пимен не любит лишних глаз на складе. Колька таскал чувалы, а сам высматривал ящики с чаем. Углядел пару — фанерные, с блестящей окантовкой по швам. Нет, это не индийский… Куда же он индийский запрятал?

Пимен сосредоточенно щелкал костяшками на счетах. Колька позвал его:

— Все, хозяин, принимай работу!

Пимен отвлекся от своей бухгалтерии, поднялся от стола. Несмотря на то что он сидит у продуктов, Пимен худущий как жердь. «Не в коня корм», — шутят элтепешники. Он пересчитал ящики, коробки, мешки отметил в своей замусоленной тетради.

— Добро, теперь давай из холодильника жиры вытащим; завтра утром с кухни продукты получать придут, так чтобы коробки у двери лежали. Сам знаешь — их в склад пускать хуже нету, обязательно сопрут чего-ничего.

— Конечно, сопрут! — согласился Колька. Он и сам, пока укладывал мешки с сахаром, проковырял один и с десяток рафинадин затырил.

В углу склада стоял большой, вроде контейнера-пятитонника, ящик с тяжелой дверью — холодильник. Здесь хранился маргарин, белорусский жир и еще, видно, та гадость, которой частенько заливают картошку, даваемую на ужин. Пимен потянул дверь на себя, дохнуло холодом.

— Видишь коробки с желтой наклейкой? Их возьмешь десяток, да еще вот тех парочку, — распорядился Пимен и вернулся к столу.

Колька шагнул через невысокий порог в студеный сумрак. Изнутри холодильник обит цинковым листом, словно заиндевел. Он осторожно приподнял коробку — не раскис ли картон, а то придется брикеты с полу подбирать — и тут увидел ящик с чаем. В углу стоит. Верхняя крышка снята, вощеная бумага откинута, и желтеют ряды цибиков.

«Первый сорт», — удовлетворенно отметил он. Если пачки синего цвета — второй сорт, а желтого — первый. Колька не глядя знал, что на каждой пачке нарисован слон с индусом на спине и написано: «Индийский чай».

Он таскал коробки к широким дверям, а сам соображал: «Два ряда пачек из ящика взяты, третий почат. Вряд ли Пимен считал их до моего прихода…»

Кладовщик не обращал на него никакого внимания, шелестел накладными. Перетаскав жиры, Колька плотно прикрыл за собой дверь холодильника: