Полина Жеребцова - 45-я параллель

Я проснулась и пожаловалась маме, что опять снится бред. Мы вместе подошли к зеркалу. Из него выглянула та самая женщина и сказала мне:

– Что же ты от своей бабушки убегаешь?

Я ответила:

– Моя бабушка умерла.

Женщина с обидой заметила:

– Я тоже давно мертва! Нехорошо быть такой невежливой!

Бабушка Галина шагнула из зазеркалья.

– Давно я тебя не видела! – сказала она.

– Твоя бабушка у нас на кладбище как королева! – сообщила женщина в юбке с оборками. – Все просят ее совета.

За ними из мира духов пришла прабабушка Юля-Малика, и мы проговорили до рассвета.

В шесть утра я уже спешила на работу. Плюшевые щенки и пластмассовые куклы, яркие машинки и заводные поезда успокаивали меня, создавая ощущение радости, несмотря на распахнутую дверь, откуда веяло холодом. Единственное, что тяготило, это отсутствие возможности писать. Поэтому я брала дневник с собой и, положив его у телефонного аппарата, делала записи.

О том, как лежала с температурой из-за болей в желудке, оттого что ребенком вместо воды пила черный от пожаров снег и ела соленые помидоры. Потому что другой пищи не было. Как не было ни лечения, ни реабилитации, ни компенсации. Никогда ни единой капли алкоголя, невозможность вдоволь поесть любимой жареной картошки, ничего… Боль от овсяной каши! Это было обидно.

Иногда в магазин приходил Николя. Он помогал упаковывать игрушки и делал это намного аккуратней и красивей, чем я.

– У меня бывают приступы паники, несколько раз я хотел покончить с собой, – признался Николя.

– Если тебе нужна моя помощь, только скажи.

Он взял меня за руку.

– Я просто побуду рядом. Ладно?

– Ладно!

Покупатели покрутились и ушли, видимо надеясь, что в наших отношениях что-то прояснится. Я тоже этого ждала. Но Николя вздохнул и сообщил:

– Ты самый лучший друг. Я люблю тебя, как сестру.

Меня это заявление огорчило, но я не подала виду.

Ответила:

– Ты мой самый лучший друг. Можно сказать, что брат.

Продавцы из соседнего отдела извинились и попросили погадать на женихов. Я гадала им по руке, и все совпало.

В обеденный перерыв, по просьбе Фаины, я закрыла глаза и мысленно спросила, что делает ее парень. Увидела его сидящим и заполняющим бланки. Он был одет в сине-серую строительную одежду. Фаина тут же позвонила ему по телефону и спросила:

– Что ты делаешь?

Он:

– Целый день кирпичи клал. Очень устал. Сейчас сел заполнять бумаги. Нужно рабочие комбинезоны купить!

– А какого цвета на тебе одежда?

(Фаина ее никогда не видела.)

Он ответил:

– Сине-зеленого!

Цвет почему-то преломился.

Фаина полчаса отходила от того, что услышала. Я тоже, потому что не очень верю в свои способности.

Вечером напарница предупредила меня, что несколько дней не придет в магазин. Милиция обнаружила их жилище. Вещи с чердака выбросили. Она и ее парень будут искать угол, где ночевать.

Ежедневно до часа ночи я писала письма. В знаменитую «Новую газету», в фонд Солженицына, одному из ведущих российских режиссеров и по другим адресам.

Режиссер когда-то знал семью моей матери. Мама дружила с его женой. Теперь он стал важной птицей и не отвечал выжившим под бомбами. Богатство и слава портят людей, в бедности дружба искренней.

– Мы общались. – Мама, лежа на разломанной спинке дивана, вспоминала молодость. – Он предлагал мне сниматься в картинах, но я отказалась. Наша семья была строгая, бытовало мнение, что актеры – свободные люди, среди них много интриг, флирта. Родители были против такой работы.

– Согласилась, и мы бы жили в Москве, – ответила я, заклеивая очередное письмо.

– Возможно, выбери я другую судьбу, у меня бы родился другой ребенок, а вовсе не ты.

– Мам, у меня есть надежда. Знаешь, никто не верит, а я верю. Булгаков скончался, так и не увидев своего главного труда напечатанным! Спасибо, его жена смогла сохранить рукописи. Я тоже храню дневники, которые боятся издавать и советуют сжечь, но я знаю, что придет время и они будут знамениты на весь мир.

– Ты неисправимый романтик, – сказала мама и зевнула.

Я укрыла ее одеялом и отправилась на кухню варить фасолевый суп с жареным луком. Это была наша еда на несколько дней.

Я решила, что утром нужно отправить письма с молитвой. Может быть, кто-то их прочитает…

Засыпая, я погрузилась в сон, сотканный для меня разбушевавшейся декабрьской метелью. Недоуменно я рассматривала женщину в платье с открытыми плечами. Ее волосы были уложены наверх и открывали длинную шею. Незнакомка счастливо улыбалась. Ее осанка была статной, а поступь величественной. Кажется, женщина шла к чему-то, похожему издали на сцену театра…