Полина Жеребцова - 45-я параллель

Вместе они прожили три недели, полные любви и неги. Софа обрела вторую жизнь, переродилась и начала забывать о беспокойных жильцах, некогда ломавших ее пружины.

Это было счастливое время, когда наслаждение друг другом достигло апогея и не нужно было беспокоиться о насущном хлебе, о родных или отвечать на неудобные вопросы. Однако наш мир не отличается постоянством, балансирует на грани распада, создает сложности для каждого осмелившегося здесь появиться, а потому утренний телефонный звонок Фроси стал первым тревожным сигналом, предупреждающим об опасности.

– Привет, Николя, – сказала Фрося прерывающимся голосом. – Звонил Король. Он в ярости. Не знаю откуда, но он узнал, что ты нигде не учишься, а деньги, выделенные на учебники и еду, ты тратил на тех, кто проживал у тебя. Меня за то, что не донесла, Король пообещал избить, а с тобой, сказал, разберется позже.

– Где он?! – спросил Николя.

– В Сибири. Приедет через неделю. Хочешь совет? Надо бежать, пока не поздно. Проси помощи у бабушки, она тебя защитит. Пока!

Фрося прекратила разговор, а попытавшийся ей перезвонить Николя услышал, что абонент недоступен. Захар хлопотал на кухне, готовя сметанную подливку для кролика. Услышав звонок, он крикнул:

– Что случилось?

Декабрь был их маем, месяцем тепла и света. Это был декабрь, вернувший веру в чудеса.

Но календарь неумолимо показывал 1 января, новый этап, завершивший собой дни в их убежище.

Николя описал Захару возможные события, и этот прогноз не предвещал ничего хорошего. После этого ими было принято решение написать письмо. Сидя за кухонным столом, в фартуке, Захар сочинял весточку для семьи. Он не посмел признаться, что помимо женщин у него была связь с мужчинами, а сейчас он встретил любимого человека. Несколько раз он рвал написанное и, не слушая подсказок Николя, твердо повторял слова Антона Чехова:

– Краткость – сестра таланта!

В итоге письмо получилось следующего содержания.

Здравствуйте, мама, папа и сестренка!

Я вас люблю и никогда не забуду. Но вы должны понять, что я взрослый и самостоятельный. Я остаюсь жить у друга. Не беспокойтесь обо мне.

Домой не вернусь.

– Если я признаюсь, что бисексуал, думаю, отец убьет нас, – запечатывая конверт, сказал Захар.

Его растрепанные волосы цвета спелой пшеницы вызывали у Николя такое умиление, что он распустил свои, чтобы больше походить на любовника.

Выпив шампанского, они оделись и отправились на почту. Обоих интересовал вопрос: долго ли будет идти письмо.

Почтовое отделение, куда вошли Захар и Николя, отряхивая с зимней обуви снег, было центральным, и работница почты, неприветливая женщина, поскольку заставили работать на Новый год, угрюмо буркнула, что адресат получит конверт не раньше десятого числа.

– Это точно? – спросил Николя.

– Да. Сто процентов! Раньше почтальон не принесет.

Вести о загубленной репутации достигли поселка с серьезным опозданием. О надвигающемся позоре Уле сообщил сосед, приехавший погостить в Аврору из Ставрополя.

Короля-Эльдара в округе уважали, и теперь получалось, что младший брат облил грязью их могущественное семейство и поэтому заслуживает неизбежной смерти.

Криминал высокого уровня всегда был в почете на Руси, еще со времен Соловья-разбойника, а мужеложство жестоко каралось. Ула не знала, как убедить сына помиловать Николя. Она и представить себе не могла, что ее внук спал как женщина с другими мужчинами. Лиана, беременная четвертым ребенком, пыталась утешить Улу и не до конца верила тому, что рассказали о жизни Николя.

Но после Тимура рождались одни девочки, и она не имела права слова.

На семейном совете, собравшемся в отсутствие Короля, отец, к которому от возмущения частично вернулся голос, принял решение для начала выгнать Николя из квартиры.

– Этот лжец и греховодник мне не сын, – заявил он. – Я его не знаю и знать не хочу. Пусть Король решит эту проблему и сотрет позор с нашего рода. Даже место, где закопают развратника, будет проклято.

– Правильно, – поддержала родственника троюродная тетка, которой Король купил дом и регулярно ссужал деньги. – Избавиться, чтобы имя его забыли! Представляете, какая блажь, я обращаюсь к нему – Насух, а он в ответ: «Меня зовут Николя!» Вот оно – дурное влияние Запада! Николя?! Где это видано?!

Остальные мужчины клана, присутствующие на семейном совете, согласились с вердиктом отца. Увещевания Улы и слезы Лианы ничем не помогли, и они разошлись по комнатам, убаюкивая детей. Каждая в глубине сердца надеялась на чудо, которое бы спасло жизнь непонятному им, но горячо любимому родственнику.