Имре Уйвари - Особенный год

«Стоило ли идти на такой риск? — мелькнуло у меня в голове. — Да и Бодоча подвергать такому искушению…»

Когда Бодоч вернулся с почтой, на нем лица не было. Я не знаю, что с ним случилось, но казалось, что он вот-вот заплачет. Не дожидаясь моих вопросов, он выложил почту на стол и с дрожью в голосе сказал:

— Здесь вся почта! А чтобы вы не думали, что я что-нибудь утаил, я попросил на почте справку, где перечислено все, что я получил… — И он положил передо мной бумажку, заверенную печатью.

Я взял бумажку в руки и, не читая ее, разорвал на мелкие клочки.

— Я, кажется, не приказывал вам приносить мне справку. Почему вы не делаете так, как вам говорят? — строго отчитал я парня. — Заберите почту и передайте ее писарю. Все! Можете идти!

Бодоч забрал почту и вышел.

Вечером я услышал стук в дверь. В комнату вошел Бодоч, Подойдя вплотную к моему столу, он остановился и спросил:

— Значит, вы уже не считаете меня вором? Вы верите, что я ничего не возьму? — Выговорив это, он задрожал как осиновый лист.

— Я полагаю, что вам достаточно было одного урока.

И тут Бодоча словно прорвало: он рассказал мне то, чего не сказал даже на суде. Оказалось, что те пятьдесят форинтов он вовсе не похитил и ни форинта из них не истратил. На улице он познакомился с красивой девушкой, которую пригласил в кафе, а там она украла у него деньги. Бодоч боялся, как бы об этом не узнала его невеста, и потому сказал неправду. Однако одна ложь повлекла за собой вторую, а в конечном итоге все кончилось штрафным батальоном…

Однако я не успокоился и после этого разговора, так как опасался, что Бодоч может снова обмануть меня. Он пробыл у меня около года, но я так бы и не узнал его, если бы не контрреволюционный мятеж 1956 года, в дни которого он зарекомендовал себя с самой хорошей стороны, после чего вновь заслужил мое доверие. Это произошло так.

Однажды в Пеште я случайно встретился с Бодочем на улице. Он работал заведующим небольшого гастронома. После встречи я, подгоняемый любопытством, зашел в управление торговли, где и поинтересовался, как он работает. Ему дали прекрасную характеристику и рассказали, что в первый день мятежа он принес дневную выручку в банк, который оказался закрытым из-за перестрелки на окрестных улицах. Бодоч унес выручку к себе домой. В ту же ночь мятежники разграбили и подожгли магазин. Сгорели все счета и прочая документация. Короче говоря, Бодоч, если бы он только захотел, мог безбоязненно присвоить себе всю выручку, но он не сделал этого.

На следующий день он явился в банк и сдал всю сумму до последнего филлера.

Бодоч, совершивший преступление в части, в части же снова стал честным человеком. А я вот теперь получаю от него письма, берегу их, иногда достаю и перечитываю. Размышляю над тем, кем стали бывшие мои солдаты. Затем думаю о том, кем станут те, кто сейчас служит в роте.

Да разве можно сказать, что наша солдатская жизнь сера и скучна? Тому, кто не знает ее и не способен увидеть главное ее содержание, возможно, так и кажется. Однако для нас, офицеров, которые навсегда связаны с армией, с ее буднями, она вовсе не такова. Лучшее тому доказательство — письма демобилизованных солдат, которые не забыли да и не хотят забывать два нелегких армейских года.

И хотя за прошедшие с начала учебного года месяцы солдаты закалились и многому научились, я все же беспокоился, справятся ли они с более сложными задачами. В период одиночной подготовки каждый солдат отчитывался только за себя лично, а теперь настала пора сколачивать роту в единое целое.

Лето выдалось на редкость жарким, а учебные поля располагались довольно далеко от казармы. Офицеры с надеждой поглядывали на небо, мечтая увидеть хоть небольшое облачко, которое на время закрыло бы палящее солнце, но напрасно. Небо в тот день было совершенно безоблачным, а от раскаленного воздуха рябило в глазах.

— Сегодня мы выкупаемся, товарищ капитан, — заметил командир пулеметного расчета младший сержант Петро.

— Не будет сегодня дождя, — ответил я ему.

— Я не о дожде, а о поте, товарищ капитан. — Сержант, довольный, рассмеялся.

Мне понравилось, что он весел, так как с шуткой всегда легче работать. Особенно радовало меня то, что не унывали пулеметчики, которых сегодня ждало серьезное испытание: форсированный марш, участие к атаке, а затем — боевая стрельба.

Я поинтересовался у лейтенанта Кароя Балайти, командира пулеметного взвода, как подготовлены его люди. Хотя вся подготовка проходила, можно сказать, у меня на глазах, я все же хотел узнать и его мнение. Кому, как не ему, знать, на кого особенно можно положиться в предстоящем «бою»? Ведь рота отрабатывала наступление с марша на обороняющегося противника с боевой стрельбой. В выполнении этой задачи наряду со стрельбой важное значение имел и марш.