Имре Уйвари - Особенный год

Когда офицеры шли с огневого рубежа в тыл, Секереш посмотрел на меня так, будто хотел сказать: «Нам-то удалось, а вот солдатам каково? Получат они «неуд» и потеряют веру в себя».

Самочувствие у меня было не ахти какое. Я отдал приказ стрелять, но не был уверен в том, что поступил правильно. Не мог же я теперь отменить собственное приказание только потому, что был далеко не уверен в том, что солдаты в такую метель выполнят упражнение. Решил: будь что будет, а солдаты пусть стреляют, нужно же когда-то учить их действовать и в таких условиях.

Все еще сомневаясь, я смотрел в сторону мишеней. Из раздумья меня вывел Балатони.

— Товарищ капитан, разрешите мне стрелять в первой смене!

Я сначала даже не понял, чего именно он хочет, а потом сказал:

— Конечно разрешаю.

— Солдаты боятся стрелять, — начал объяснять мне Балатони, — не верят, что попадут.

— А вы уверены, что поразите мишени? Тогда идите…

Комсомольский секретарь ничего не сказал, лишь сверкнул глазами.

— Хорошо, готовьтесь к стрельбе.

Балатони ушел за автоматом и вернулся на огневой рубеж не один, а с несколькими солдатами, среди которых был коммунист Варо, беспартийный Герьен, комсомольцы Задори и Юхас. Весь вид последнего, казалось, говорил: «Ну что вы стоите, как истуканы, ждете, когда вас вызовут!»

И вот пятеро неподвижно застыли на огневом рубеже. Никто их не назначал, они вызвались стрелять добровольно, словно желая показать остальным, как надо действовать в сложных условиях.

Мне было приятно смотреть на них, но тут я перевел взгляд на солдат роты, которые остались позади огневого рубежа.

Весь вид Белы Лазара, казалось, говорил о том, что на него мне лучше не рассчитывать. «Где уж мне. Я еще не дорос до передовиков. Разве что позже… Вы уж на меня не сердитесь. Я, конечно, стараюсь, но у меня не получается. Хочу, но…»

Несколько солдат, заметив, что я за ними наблюдаю, отвернулись и стали заниматься наводкой, лишь бы только избежать моего взгляда.

Я старался поймать взгляд Белы Шурани. Учился он неплохо и слыл одним из самых активных комсомольцев в роте. Он всегда выступал на всех собраниях, обо всех и всем старался высказать свое мнение. Он больше всех критиковал Герьена, а позже — Юхаса. Он часто говорил о примерности, а теперь вот стоял, низко опустив голову. На него смотрел не только я, но и другие солдаты, ожидая, что же он будет делать. А он не шевелился.

Тем временем к Балатони подошел еще один: это был ефрейтор Токоди. Он не комсомолец, но с Балатони у него хорошие отношения. Они постоянно соревнуются друг с другом и держатся примерно на одном уровне. Шурани же продолжал стоять на своем месте и вздрогнул, когда Балатони крикнул ему:

— Шурани! Чего ты там стоишь? Иди сюда!

И только тогда Бела медленным шагом пошел к Балатони. От его активности, воодушевления, с которым он выступал на собраниях, не осталось и следа. Когда он подошел к шеренге первой смены, Юхас и Токоди посторонились, давая ему место.

— Не волнуйся, все будет в порядке! — шепнул ему Юхас.

Я невольно подумал о том, какой странной порой бывает жизнь. Живешь среди людей и в повседневности не знаешь, собственно, кто из них на что способен. Вот взять, к примеру, Балатони и Варо. Я нисколько не удивился тому, что они вызвались стрелять первыми, показать пример другим солдатам: один из них — коммунист, другой — комсомолец. На кого же мне, командиру, рассчитывать, если не на них?

Мне было приятно видеть в числе добровольцев Юхаса, а ведь его-то как раз и не хотели принимать в комсомол. А Токоди и Герьен? Разве им не место в комсомоле? Тогда почему же их не принять? Чего ждать? Они и так идут в первых рядах.

Что я могу сказать о результатах стрельб? Разумеется, блестящих результатов мы не добились. Правда, смена Балатони отстрелялась на «хорошо» и «отлично». Большинство солдат-новичков выглядели неважно, хотя в целом рота все же получила «удовлетворительно». Но дело в данном случае совсем не в оценке. Эти стрельбы показали нечто большее.

Ежедневно поздно вечером офицеры, как правило, беседовали с младшими командирами, помогали им подготовиться к занятиям на следующий день, делились впечатлениями о солдатах.

Иногда и мне удавалось выбрать время, чтобы поговорить с командирами отделений. Эти беседы многое давали и мне и им. Время шло, солдаты овладевали военным мастерством, но нерешенных вопросов всегда хватало.