Имре Уйвари - Особенный год

— На гауптвахту их обоих! — приказал я оказавшемуся рядом со мной Токоди, который тут же пошел оформлять приказ об аресте.

Со злости я сильно распек солдат, а когда немного успокоился, вернулся в комнату дежурного по полку. Всю ночь я думал о случившемся. Возможно, что сейчас, когда прошло уже несколько лет и я накопил опыт, я действовал бы более хладнокровно, но в ту пору я временами срывался.

Утром я вызвал к себе дежурного по роте с докладом о случившемся. И вот что он мне рассказал.

Оказалось, что после обеда ефрейтор Балатони завел разговор с солдатами о том, что так поступать с Оршошем нехорошо. Юхас, Верль, Ковач и еще несколько человек поддержали Балатони, сказав, что обижать Оршоша на самом деле не следует.

Вечером по этому же поводу среди солдат разгорелся спор. Мнения разделились. Непримиримыми противниками оказались Ковач и Лакнер. Дело дошло до того, что Лакнер оскорбил при всех Ковача, заявив, что раз тот защищает Оршоша, то, значит, он и сам такой же. Было это уже после команды «Отбой». Ковач вскочил с кровати и, прежде чем его успели остановить, бросился с кулаками на Лакнера.

Спор и последовавшая за ним потасовка разбили роту на два противоположных лагеря, сторонники которых не успокоились даже тогда, когда в казарме был наведен порядок.

Спустя несколько дней все утихомирились, а Ковач и Лакнер, проведя на гауптвахте несколько дней, вышли оттуда уже друзьями. Отбыв наказание, они вместе пришли ко мне и попросили у меня извинения за скандал.

Лакнер после этого зашел однажды ко мне и извиняющимся тоном сказал:

— Товарищ капитан, вы нам всем столько внимания уделяете, а мы вам еще и неприятности приносим… — Смутившись, он помолчал немного, а затем продолжал: — Отец за такое поведение влепил бы мне пару оплеух, и я надолго запомнил бы их, а вы, товарищ капитан, только рассердились, и все.

— Бить я вас не имею права, да и нет никакого смысла, — сказал я солдату. — К тому же я хочу видеть вокруг себя не рабов, а сознательных людей.

После долгой паузы Лакнер заметил:

— Пальцы у человека все разные, но все нужны ему.

— Как вас понимать? — спросил я.

— Люди тоже разные бывают: один такой, другой этакий. Мы ведь тоже видим, как нелегко управляться с людьми. Иногда мы между собой разговариваем, решаем, что надо бы вам как-то помочь, а потом, сами не знаем почему, только расстраиваем вас чем-нибудь…

Лакнер старался не смотреть на меня. Я давно заметил, что он собирался поговорить со мной, но все как-то не решался, а мне так хотелось бы вызвать его на откровенность.

Я и сам замечал, что солдаты порой хотят мне помочь, но это им почему-то не удается.

Я попытался перевести разговор на Оршоша.

— По-вашему, что с ним будет? — спросил я.

Лакнер не ждал такого вопроса. Он долго смотрел куда-то мимо меня, потом почесал затылок. Я понял, что он старается уйти от прямого ответа.

— Время покажет, что с ним будет, — осторожно ответил наконец Лакнер. — Если это у него в крови, то ему нелегко придется.

— Оршошу очень стыдно за свой поступок, но измениться ему без нашей помощи очень трудно, нам же нужно перестать беспрестанно попрекать его прошлым, — начал я убеждать Лакнера, но он не хотел так легко соглашаться со мной. Когда я замолчал, он немного подумал и сказал:

— Знаете, я с такими людьми поступал бы по примеру моего старшего брата. Я больше всего дорожу своей честью.

И Лакнер рассказал мне историю, которая произошла с его братом.

В тридцатые годы брат Лакнера работал в Будафоке помощником пекаря. Из той пекарни хлеб доставляли не только в булочные, но и в солдатские казармы.

Однажды парень заметил, что в ящике, в котором возят хлеб в одну из казарм, по возвращении оказывается несколько банок консервов. Брат Лакнера сразу, же сообразил, что эти консервы кто-то ворует у солдат. Он пошел в полицию и заявил об этом.

Полиция, узнав о том, что вор тесно связан с хортистскими офицерами, предупредила их о возможном разоблачении. Спустя два дня консервов в ящике уже не было, а брата Лакнера привлекли к ответственности за клевету. При этом ему намекнули, что если он заберет свое заявление назад, то его оставят в покое. Однако парень на это не согласился. Тогда суд приговорил его к восьми месяцам тюремного заключения.

— На месте брата я поступил бы точно так же, — сказал, заканчивая свой рассказ, Лакнер. А я сделал для себя вывод, что Лакнер нелегко прощает тех, кто запятнал свою честь. Однако мне все же удалось добиться от него обещания, что он постарается вести себя с Оршошем так же, как и с другими солдатами.