— У нас цыгане и те лучше живут, — проговорил рядовой Балог.
— При хортистском режиме такая нора считалась благом, — бросил реплику Хайек. — Это она так снаружи выглядит, чтобы романтики побольше было, а внутри небось мраморные колонны, — пошутил он.
— Черта с два! — Я узнал строгий голос Сабо.
— Я своими глазами видел, как такая лачуга выглядит изнутри, — сказал Хайек.
— Ты заходил внутрь?! — удивился Сабо.
— Да не верь ты ему! Разве не видишь, что он шутит! — вмешался в разговор Варо.
Один диафильм сменялся другим. В одном показывалось, как жандармы расправлялись с бастующими шахтерами, арестовывали коммунистов, в другом была запечатлена ужасная картина последствий наводнения в сельском районе.
А лейтенант Крижан все говорил и говорил, объясняя солдатам то, что они видели на экране:
— Не думайте только, что те, кто имел десять или пятнадцать хольдов земли, жили припеваючи. Несколько недель назад я разговаривал с отцом рядового Варги. Он уже пять лет как трудится в сельхозкооперативе. Вот что он мне сказал: «Я только сейчас по-настоящему понял, что значит жить по-человечески. До освобождения страны Советской Армией у меня было двенадцать хольдов земли, но, несмотря на это, нам частенько приходилось питаться хлебом с луком. Будущее было не обеспечено. Жили все время в страхе: а вдруг неурожай, а вдруг град посевы выбьет? А у меня четверо детишек было. Разве теперь меня такие заботы мучают? Земли у нас в кооперативе две тысячи четыреста хольдов. Если бы у каждого члена кооператива было по десять детей и все они осели на земле, то и тогда всем работы хватило бы».
Командир взвода был явно в ударе: он блестяще вел занятие, то вовлекая в живую беседу солдат, то рассказывая сам. Несколько минут спустя он уже говорил о тяжелой жизни рабочих при старом режиме, о которой солдаты знали лишь понаслышке. Лейтенант даже прочитал небольшой кусок из одной новеллы Лайоша Надя.
Потом солдаты рассматривали фотографию, на которой были сняты молодые рабочие в Будайских горах. Разговор зашел о тех, кто в самые страшные месяцы фашистского террора с оружием в руках боролся против оккупантов. Офицер коротко рассказал о подпольной деятельности и борьбе Эндре Шагвари, Ференца Рожи, Золтана Шенхерца и других героев, которые стали жертвами фашизма.
И вмиг солдаты оживились. Каждому хотелось высказаться.
— А почему пролетариат тогда не объединился и не зажал господ? — спросил Верль.
— Хорошо теперь говорить, а тогда не то время было, — отозвался Варо. — Одних жандармов и солдат была тьма-тьмущая, и все они были воспитаны так, что не пожалели бы отца родного, если бы он поднялся против господ.
— Страшная была жизнь, что и говорить, — бросил реплику Сабо.
— Только сейчас нам трудно представить ту жизнь, — заметил Варга. — Вот нам рассказывают о ней, о нищете, о голоде, о преследованиях, а мы слушаем развесив уши и порой думаем: а не пугают ли нас прошлым? Так оно от нас далеко.
— Да, представить старую жизнь нам нелегко, — сразу же ответил на реплику лейтенант Крижан. — Хорошо, что все ужасы ушли в прошлое. Но нам не следует забывать того, что на земле есть люди, которые очень хотят вернуть нас к старой жизни. Возможно, еще жив тот помещик-идиот, о котором нам рассказывал Кюрти, а если он жив, то наверняка мечтает о старых временах.
— Живой он, живой! — воскликнул Кюрти. — В пятьдесят шестом году он внезапно объявился в селе. Правда, он тогда ничего не требовал, а только выжидал. А если бы контрреволюция победила, то он уж показал бы всем крестьянам!
Живая беседа продолжалась. Хаваш, который вместе со всеми водителями занимался по политподготовке в этой же группе, попросил слова.
— Что мы здесь все говорим о том, что когда-то было? Были господа, исчезли, и все…
— Они бы не исчезли, если бы их не сбросили, — поправил его Чинча, но Хаваш отмахнулся:
— Хорошо, сбросили. Ты прав. Важно, что их нет и больше уже не будет. А говорить нужно о том, что есть сейчас. Вот, например, взять моего отца: он рабочий. Я шофер. Мой старший брат учится в университете, а младший — в техникуме. И я мог бы учиться дальше, но сам не захотел. Сейчас я кое-что понял и, когда демобилизуюсь, поступлю в вечернюю школу. У нас каждый может учиться сколько угодно: из рабочего или крестьянина может получиться профессор. Вот что у нас есть теперь. А что было до этого, я не знаю. Правда, кое о чем рассказывал отец, но, скажу вам откровенно, я не очень-то слушал, что он говорил. У нас совсем другие заботы. Мы живем в двухкомнатной квартире со всеми удобствами, но старший брат хочет жениться, и потому нам нужна еще одна квартира. Отец говорит, что они в свое время, одиннадцать человек, все жили в одной комнате. Так что же, и нам теперь так жить? Мы уже привыкли жить в нормальных условиях… Сейчас молодой человек работает не ради куска хлеба, а, к примеру, хочет купить себе мотоцикл. Вот что важно, а не то, что когда-то люди жили в нищете, искали себе работу и часто не находили ее. За такую жизнь, как наша, стоит бороться… Я так понимаю…
Читать дальше