Имре Уйвари - Особенный год

Оршош не предполагал, что пропажа денег вызовет такую реакцию в роте. В иной ситуации он вместе с другими говорил бы о воре, а здесь не мог. Ему было стыдно, что из-за каких-то несчастных пятидесяти форинтов он отравил атмосферу в роте, где впервые в жизни так хорошо чувствовал себя.

И вот Оршош сидит передо мной. Когда он закончил свой рассказ, я задумался над тем, что же мне делать с человеком, который чуть ли не с колыбели несет в себе зерна преступности. Он сам уже не верит в то, что может измениться. Он и сейчас признался не потому, что захотел начать новую жизнь, а просто ему стало жаль, что из-за каких-то пятидесяти форинтов в роте поднялся переполох.

Я прекрасно понимал, что было бы глупо и бессмысленно говорить сейчас Оршошу о чести, о нашей морали, о его собственном будущем. К чему все эти слова, когда сейчас все равно я вызову охрану и отправлю Оршоша на гауптвахту?

Возможно, в тот вечер я был более усталым, чем обычно. Возможно, просто боялся, что, если я оставлю Оршоша в роте, он принесет мне еще много неприятностей. И я решил как можно скорее расстаться с ним.

Закончив дознание, я сам проводил его к военному прокурору, решив, что полностью выполнил свой долг.

В военной прокуратуре с делом Оршоша разобрались очень быстро. Через несколько дней ко мне прибыл военный прокурор. Приехал он утром, когда я был с ротой на полевых занятиях, откуда меня и вызвали в часть.

Прокурор — молодой капитан со строгим лицом — ожидал меня в канцелярии. Как только мы поздоровались, прокурор сразу же приступил к делу.

— Что вы намерены делать с рядовым Оршошем? — спросил он.

Вопрос показался мне странным, так как, сдав Оршоша в военную прокуратуру, я почему-то решил, что навсегда отделался от него. Я направил в прокуратуру материал дознания, приложил к нему карточку взысканий и поощрений Оршоша, то есть, как мне казалось, действовал согласно дисциплинарному уставу.

— А что я должен с ним делать?

Увидев, что я не понял его, капитан продолжил:

— Вы командир роты и, как таковой, несете ответственность за личный состав, не так ли?

— Да, конечно.

— И, несмотря на это, вы удивляетесь, что я хочу знать ваше мнение о дальнейшей судьбе вашего солдата?

— Он вор. Он украл у двух своих товарищей деньги. Пока он был в роте, я отвечал за него. Теперь же, когда он находится в прокуратуре, его судьбу решаете вы.

Капитан несколько секунд молча листал свои бумаги, потом протер стекла очков и сказал:

— Следовательно, если я вас правильно понял, нам надлежит осудить его и посадить на несколько месяцев в тюрьму. Вы полагаете, что на этом и всему делу конец, да?..

— А разве можно поступить иначе? — перебил я прокурора. — Человек, совершивший преступление, должен понести за него соответствующее наказание.

Капитан немного помолчал, а потом спросил:

— Вы хорошо знаете этого человека?

— Да. Он рассказал мне историю своей жизни, — не колеблясь, ответил я.

— И его печальное признание не заставило вас задуматься? А вас не волнует то, что в тюрьме Оршош может стать окончательно погибшим для общества человеком?

— Не мы его толкнули на этот путь, он сам его выбрал…

— Не он один, — сказал капитан. — Вы и сами знаете, что его еще маленьким ребенком толкнули на этот путь. И когда? В первые послевоенные годы, когда жизнь была нелегкой, когда борьба с преступностью велась очень слабо. А ведь Оршош был малолетним ребенком!

— И что же вы теперь хотите делать? — спросил я прокурора далеко не спокойным тоном. — Уж не встать ли нам перед вором на колени и не попросить у него прощения?

— Речь идет не об этом! — осадил меня прокурор, слегка повысив голос. — Каждое преступление влечет за собой наказание. И я к вам пришел вовсе не затем, чтобы оправдывать Оршоша. Я представитель обвинения. Моя обязанность заключается в том, чтобы с помощью закона защищать военную дисциплину и порядок.

— Так в чем же дело?

— Скажите откровенно, вы уверены в том, что в данном случае мы имеем дело с профессиональным, неисправимым преступником?

— Он украл деньги у солдата, а этого, по-моему, нельзя прощать!

— Вы правы! Преступление нужно карать, но вопрос заключается в том, как именно.

— Он украл!

— А потом добровольно признался в этом.

— Но без раскаяния!

Капитан поднял вверх указательный палец и, немного помолчав, тихо спросил:

— А если это не так?

Я не знал, что ответить капитану, а он продолжал:

— Не сердитесь на меня за то, что я вам сейчас скажу. Я моложе вас, по-видимому, менее опытен, но в правонарушениях я разбираюсь лучше вашего. Оршош ребенком стал на путь преступления. Плохие родители воспитали из него воришку, а позже он привык к такой жизни и даже полюбил ее. И вот теперь представьте, что такой вот тип добровольно заявляет о себе, хотя прекрасно знает, что никто его ни в чем не подозревает.