Имре Уйвари - Особенный год

Мне нечего было ответить ефрейтору.

— Вот так и мы молчали, товарищ Керекеш, — продолжал ефрейтор. — Не хотели впутывать в эту некрасивую историю командира взвода. Дело в том, что старший по комнате не всегда бывал с нами груб, иногда он даже покрывал нас. Он вообще был добрым человеком. Не могу забыть один случай. До армии наш старший по комнате сержант Геза Вало работал каменщиком. Однажды он получил письмо из дому, а в письме сообщалось, что дом его родителей находится в плохом состоянии, вот-вот завалится. Узнав об этом, мы тотчас же спросили Гезу, не можем ли мы чем-нибудь помочь ему, но он только рукой махнул. Настроение у него, конечно, испортилось. Он рассказывал нам, что люди эти, собственно, и не родители его, он у них приемный сын. Но они его вырастили и воспитали, а теперь вот он не имеет возможности помочь им.

Мы посоветовали сержанту написать рапорт о предоставлении ему отпуска, который необходим для того, чтобы помочь старикам родителям починить дом. Мы тоже хотели поехать вместе с сержантом, чтобы помочь ему, но нас не отпустили, так как мы в армии-то всего-навсего две недели прослужили. Однако сержант уехал домой не один. С помощью секретаря комсомольского бюро удалось организовать строительную бригаду из десяти человек, которые и поехали в село, где жил Вало, и построили его родителям новый дом.

Повернувшись ко мне, ефрейтор Фазекаш продолжал свой рассказ:

— Вот так-то, товарищ Керекеш. Людей нужно воспитывать. Мы не ангелы, а живые люди, и у всех могут быть недостатки и ошибки. Вот и наш сержант: с нами он бывал груб, но по отношению к приемным родителям оказался чутким и добрым человеком.

— И все равно о грубости умалчивать нельзя, — заговорил Лаци Чюрош, который рассказал лейтенанту о случае с уборкой умывальника. — И ложка дегтя может испортить бочку меда.

Фазекаш бросил на Лаци строгий взгляд. Мы ждали, что последует за этим.

— У каждой медали две стороны, — сказал ефрейтор, немного помолчав. — Совершать грубости по отношению к солдатам, конечно, не положено, но и вы, новобранцы, далеко не всегда ведете себя достойно.

— Что верно, то верно, — согласился Чюрош. — Мы ведь тоже люди, и к тому же самые разные.

— В соседней роте, например, на прошлой неделе проводился марш, — сказал ефрейтор. — Не успели солдаты пройти несколько километров, как один из новичков уселся на землю и заявил, что двигаться больше не в состоянии. Командир отделения приказал ему встать и идти дальше. Новичок пошел, но через несколько сот метров симулировал обморок. Все знали, что это симуляция, не больше. Товарищи чуть не избили притворщика.

— Но это совсем другое дело! — заметил Чюрош.

— Вот вы уже и сдаете свои позиции, — улыбнулся Фазекаш. — Но даже и с такими типами нельзя обходиться грубо. Есть устав, есть инструкции, согласно которым и нужно действовать. Однако люди все разные: по характеру, по воспитанию. Поэтому каждый проступок, кем бы он ни был совершен, нужно внимательно разобрать, выяснить, почему он совершен. Я простил моему командиру отделения его грубость, потому что он в целом оказался человеком чутким, добрым. Простил, а про себя решил, что, когда стану младшим командиром, никогда не буду повторять его ошибок, а вот хорошие его качества обязательно перейму…

Ефрейтор Фазекаш прекрасный человек, мы все очень полюбили его. А как хорошо он разбирается в наших чувствах и поступках!

Однажды, например, он отозвал в сторону рядового Антала Фориша и спросил его:

— Матери домой написал письмецо?

Антал скорчил удивленную мину, не понимая, почему Фазекаша волнует такой вопрос.

А Фазекаш покачал головой и сказал:

— Не забудь написать, ведь у нее скоро день рождения.

Фориш так и застыл на месте словно столб: он и на самом деле забыл о дне рождения матери!

— Знаешь, наши матери очень беспокоятся за нас, думают о нас постоянно, боятся, как бы с нами чего не случилось. Успокаивать их надо, хотя бы маленьким письмецом. Если мы им не пишем, они думают, что у нас нет ни минуты свободного времени… Напиши ей сегодня же, поздравь и от имени нашего отделения.

Об этом случае мы долго говорили потом: нам было в диковинку, что совершенно чужой человек беспокоится о том, чтобы сын сделал своей матери приятное…

На нашей батарее произошел и другой случай. Однажды лейтенант Чапо пришел в подразделение задолго до подъема. Мы старались все делать так, чтобы не получить от него никаких замечаний, так как лейтенанта мы почти не знали и, откровенно говоря, побаивались его. Познакомились мы с ним еще на призывном пункте, куда он приехал, чтобы забрать нас.