Михаил Каминский - Переполненная чаша

Итак, греясь на солнышке под самой Мерлинской стеной, Матюхин прижимал к боку шершавый и прохладный лист лопуха, наслаждался своей удалью и с удовольствием поглядывал на бочку. Красивая, новая, яркая, она лежала у Грининых ног, там, где пригорок переходил в ровное поле с растущими на нем поздними цветами, и сама походила на заморский цветок, но только абсолютно редкий, из какой-нибудь африканской флоры и фауны. Бочка по-прежнему сильно нравилась Грине. А еще его душу согревало то обстоятельство, что в любой, по собственному желанию, момент он мог увидеть привлекательную надпись «Цех № 7», а безобразное отверстие, начатое противопожарным багром и завершенное ломом, не попадало в поле Грининого обзора, находясь на скрытой от него стороне бочки. Поэтому Гриня мечтательно воображал, что лежащая у его ног тара совершенно целая, и он запросто получит за нее чирик, а если проявит терпение и не станет суетиться, то и больше. Бочки, знал Гриня, в осеннее время всегда в цене. Надо только найти хорошие руки, в которые не жалко отдать такую дефицитную вещь.

Как истинный коммерсант, Матюхин проиграл в уме предстоящую операцию, чтобы никакие хитрости грядущего покупателя не застали врасплох. Так, Гриня собрался сообщить, что сам вчера приобрел эту бочку за двенадцать у одного знакомого, поэтому, включая транспортировку, цена ей верных полтора червонца. Для женщин Матюхин приготовил полусекретные сведения насчет того, что бочки, подобные продаваемой, овощебаза получила с подшефного аэродрома, а там подобные вещи делают исключительно из самолетного алюминия, который никогда не ржавеет. Покупателей пожилого возраста Гриня собирался взять цифрой: в этой конкретной бочке, скажет, он, не двести, как в других аналогичных, а двести десять литров. Случайно так вышло, потому-то бочку овощное начальство и списало как некондиционную.

У Грини были и другие идеи. И толковые, и дурацкие. Но в пылу массированной подготовки к торговой операции он совершенно забыл о наличие в бочке п р о р а н а, из которого на его, матюхинские, ноги бурно хлынула вода. Прорана будто никогда не было, так он о нем забыл.

Как всегда, над Мерлинкой летали самолеты. Туда и обратно. Одни ревели надрывно, потому что набирали высоту. Им Гриня не завидовал. Другие, испуская свистящий звук и в то же время шмелиное утробное гудение, собирались приземляться. Они Грине нравились, потому как походили на него; он тоже, правда без свиста и гудения, завершал свой долгий и утомительный полет. В этом полете соединились поиски «продукта», п р о р а н в бочке и царапина, почти рана, на боку. Лопух не помогал, бок болел. Не все не всегда и прежде в их с Шиханом торговых операциях проходило гладко. Случалось, спускали на них собак. Грозили милицией. Выхватывали овощи и фрукты задарма и убегали: использовали, так сказать, ситуацию — до закрытия винного магазина на станции десять минут, а у Грини, видели эти негодяи, совсем не марафонское сердце. Были среди дачников и постоянных жильцов, конечно, хорошие люди. Но встречались и такие, что им — продукт первого сорта, а они нос в сторону: мы, мол, за такие деньги и в магазине можем взять, честное. «Вот за две копейки они бы, падлы, взяли! — ругался Шихан. — Оторвали бы вместе с руками, если б две копейки стоило. И никаких моральных угрызений». Гриня понимал своего друга: обидно! Уж лучше Михал Михалыч, чем такие. У Михал Михалыча на все случаи была одна молитва: «Ворованного не беру».

Легкий ветерок приятно обдувал разгоряченное от напряжения тело Матюхина. Из поселка доносился лай собак, велосипедные звонки и капризные крики наследников дачных владений. Такие знакомые звуки. И самолеты в своем подавляющем большинстве садились. И боль в расцарапанном боку затихала. А Гриня сильно разволновался, потому что вдруг вспомнил, как непростительно его оскорбляли люди, которых он почти что любил. Когда Гриню кусали собаки, эти люди не бросались его спасать. А в позапрошлом году его спустили с довольно высокой лестницы. Когда к Котлярчику приезжали черные «Волги», он мог выпроводить Матюхина из предбанника сауны и в сорок градусов мороза. Хоть тут полночь на дворе, а забирай свои шмотки… Но на Котлярчика Гриня не обижался. Он понимал, что тот существует на свободе лишь постольку, поскольку раз в неделю у его ворот толпятся черные машины, в которых дремлют крепкие ребята-шофера, и до утра Котлярчикова дача полна женским визгом и, как говорит Володя Шихан, половецкими плясками. Насчет половецких плясок Матюхин ничего не знал — не видел. Котлярчик, когда у него собирались такие гости, выпускал из клетки трех овчарок, и те носились по участку, словно они горные козлы.