Михаил Каминский - Переполненная чаша

«Нет, не Лиля!» — вдруг решил Матюхин: уж больно старой показалась ему женщина в глубине узкого коридора. Его жена была еще цветущей, а эта — совершенно серая и чем-то до смерти перепуганная. Но, решив так, Гриня опять засомневался, потому что в этот момент женщина вскинула руки точь-в-точь, как это делала Лиля, защищаясь от ударов.

«Какой супруг? О чем вы говорите? Мой муж на работе. И очень скоро придет… Вот его пальто висит», — сказала она, и Гриня действительно увидел мужское пальто, почти новое, в талию, аккуратно расправившее свои широкие плечи.

Потом Матюхин подумал, что это могло быть Димкино пальто, но в ту минуту слова «Мой муж на работе» ошеломили его и смяли, заставив опять в большой растерянности оглянуться на Володю Шихана. Шихан уже немного сполз со стены, стоял согнувшись, схватив ладонями колени, и пхекал, точно собака, выясняющая: свой идет или чужой? В такие моменты собаки не лают, чтоб не опростоволоситься перед хозяином, а вроде бы кашляют. Но это собаки, а Володя Шихан так смеялся.

На улице он спросил Гриню: «Куда же это ты меня привез? Хорошо, что будильник не подарили».

Матюхин о будильнике «Ракета» забыл. Он смотрел на гараж из белых кирпичей, расположенный против второго подъезда, оглядывался на балкон со следами ремонта, видел перед собой песочную яму для детских игр, огороженную досками, и переживал от бессилия что-либо понять или хотя бы вспомнить. Вокруг были предметы его бывшей жизни, но это не точно. Была ли вообще эта прошлая жизнь?

«Да вот же, — сказал Матюхин своему другу, — вот он, гараж инвалида войны и труда Селезнева. Ему строить не разрешали. Я знаю, я в жэке тут работал, а он все равно…»

«Эх ты! — прикрикнул Володя Шихан. — Может, и был гараж у гражданина Селезнева, но сейчас никакого гаража нет и твой Селезнев умер. И жены у тебя никакой больше нет. Понял?»

Шихан рассуждал по-умному. Но Гриню его слова опечалили. Как это ничего и никогда? Есть у него жена. Гриня извлек из кармана пиджака паспорт.

«Смотри, Володя. Вот она тут у меня вписана. И адрес, как на доме. На, читай».

Шихан от паспорта отмахнулся:

«Все равно, Гриня, твоя жена недействительная».

«Как это? — поразился Матюхин. — Зачем так: недействительная! Глянь… штамп… отдел записи актов… Моя фамилия… Ее имя — Лиля…»

«Дурак ты, Гриня, хоть я тебя и люблю и уважаю. — Шихан обнял Матюхина за плечи. — По всем законам твоя жена давно недействительная. У тебя же паспорт старого образца! Понял?»

Шихан, похоже, что-то разъяснил ему, а Гриня вроде бы отчасти понял его, но согласиться не сумел. На следующий день, под вечер, он сел в электричку и снова отправился по месту своей прописки, чтобы в натуре и бесповоротно уяснить личность сомнительной женщины: Лили не Лили. Эта поездка оказалась совсем неудачной. Во-первых, прибыв на станцию назначения, Гриня ударился, упав с платформы. Не очень сильно. Зато в известном пятиэтажном доме с починенным балконом его настиг очень сильный и обидный удар. Не успел Матюхин снять палец с кнопки звонка, как дверь отворилась, словно его ждали, и на пороге возник совершенно незнакомый Матюхину мужик лет пятидесяти с хвостиком. Одет он был в полосатую пижаму того размера, какой продается в фирменных магазинах «Богатырь». Даже Володя Шихан утонул бы в этом размере. Мужик, которому было за пятьдесят, оказался совершенно некультурным, очень нервным и грубым: он ткнул Гриню кулаком в лицо, произнес подряд несколько матерных слов и велел Матюхину до конца жизни забыть сюда дорогу. Молодой человек, который стоял за спиной этого мужика, смотрел на Гриню безмолвно.

Гриня настолько растерялся от такой неожиданности, что исчезновение правого верхнего резца обнаружил много позже самого события: только на лавке в обратной электричке. Трогал языком новую ямку в десне и радовался, что сумел-таки отомстить обидчику. Обломком кирпича, валявшимся возле гаража, Матюхин запустил в кухонное окно с незнакомой занавеской. Про зуб он тогда еще не знал. Душа горела от горькой обиды: живет с чужой женой и бьет законного супруга по морде — ладно, это хоть как-то можно понять, а вот оскорблять матом — это зачем?

Когда Матюхин переправил через Мерлинскую стену бочку и, уставший, стал протаскивать себя через дыру, одна острая железяка, вылезшая из бетонной толщи, царапнула ему бок, разорвала тенниску и оставила кровавую полосу на теле. Гриня сорвал поседевший осенний лопух среднего размера, приложил его к пострадавшему боку и прижал локтем. Если бы Володя Шихан был, как всегда, здоров, он бы упрекнул Матюхина: ну, уж если такая дыра тебе мала… Но в данное время Володя лежал с повышенной головной болью в сарае подполковничихи Загоруйко на Центральной улице и ничего не знал о ранении, постигшем друга. Кстати, подполковничиха тоже не знала, что Шихан находится в ее сарае. Когда-то, давно, Володя жил на Загоруйкином участке. Не в сарае, а в маленьком домике, называемом сторожкой. Будучи человеком неглупым, он предполагал, что когда-никогда, а его отношения с хозяйкой участка придут к своему концу, поскольку вечная любовь, как сказал Шихан однажды Матюхину, бывает только в сказках восточных народов. Так оно и случилось: вдова Загоруйко не стерпела Володиного загульного образа жизни и предпочла ему спокойное одиночество. А Шихан ушел от нее, но особым образом: подготовил в сарае на будущее вполне приличное убежище — для себя и для Грини. Пусть без удобств, но зато совсем бесплатное и с отдельным входом — со стороны Песчаного переулка. Две доски в сарае, которые не отличишь от других, легко отходили в сторону, открывая вход. И — самое, может, главное — даже посещая сарай, Загоруйко ни о чем не догадывалась: перед нею была нормальная стенка, точь-в-точь как и три остальные. «Для нас, бомжей, — сказал Володя Шихан, — иметь такую жилую площадь — большое счастье».