Михаил Каминский - Переполненная чаша

— Спасибо, — поблагодарил Захаров.

В проходной вахтер передал записку от Павла Филипповича. «Вася, родненький, читай это мое послание — и не падай в обморок. Меня вызвали в райком. Конечно, к торжеству постараюсь вернуться, но в оставшееся время командуешь только ты. Да, судя по всему, придется собраться нам не в Доме культуры, как намечали, а в конференц-зале. Звонил директор и просил механические цехи закончить план аврала сегодня, так что основная масса людей будет занята допоздна. Конференц-зал хоть и невелик, но очень уютный, Вася… Чуть не забыл: тебе от Землянникова особый приказ — подготовить к его завтрашнему возвращению всю-всю документацию на новый офсетный агрегат. Радуйся!..»

В обморок Захаров падать не стал, но и радости не испытал тоже, хотя «особый приказ» директора мог означать лишь одно: коллегия министерства утвердила программу, и теперь он может заняться агрегатом вплотную, не распыляясь на мелочи.

— Пойдемте, — позвал он Ростислава Антоновича, который тихо стоял в стороне и ждал.

Будто чужой в этих стенах, Серебрянский осторожно двинулся вслед за Василием Николаевичем по мраморным плитам темноватого фойе. Здесь, а потом в коридорах и на лестнице, которая вела к конференц-залу, им встречались работники заводоуправления и кое-кто из цеховых; они здоровались с Захаровым, а на Серебрянского глядели с той малой долей любопытства, которая адресуется посторонним. Дважды на их пути попадались объявления о торжественном заседании — с портретом Ростислава Антоновича, но портрет, очевидно, увеличили с давней фотографии, и потому сходство с оригиналом было весьма отдаленным.

Серебрянский по-своему оценил ситуацию. Слегка улыбнувшись, он сказал:

— Не узнают меня. Много молодых, вот почему…

Этим объяснением он отстранил возможность того, что на заводе его просто забыли.

— Да, — поддержал его Захаров, — не узнают, потому что не знали.

Конференц-зал был закрыт. Захаров несколько раз подергал его пухло обитые кожаной имитацией двери — иногда сюда удалялись готовить срочные документы: тихо, спокойно, даже телефона нет. Но никто не откликнулся. В конце коридора была еще одна дверь — заводского музея. Его хранительница — Анна Трофимовна Полозова — не покидает музей до позднего вечера. Серебрянский безмолвно последовал туда за Василием Николаевичем.

Анна Трофимовна поднялась навстречу, приветливо светясь белым старческим лицом. Протянула Серебрянскому обе руки.

— Уделите, пожалуйста, внимание нашему гостю, — попросил ее Василий Николаевич, — я скоро…

Полозова заправила под косынку седую прядь. Удивилась:

— Разве Ростислав Антонович гость?

Вникать в тонкости Захарову было недосуг. Гость, хозяин — какая разница, если за этими словами ничего, кроме вежливости, не скрыто?

— Спасибо, Анна Трофимовна, — крикнул он, ринувшись к двери, потому что увидел, как минутная стрелка на электрических круглых часах, находившихся между стендами, скакнула к половине третьего. Через тридцать минут в его кабинете соберутся конструкторы и технологи, а он еще не совсем готов к разговору.

В кабинете Захарова встретил продолжительный сигнал селектора.

— Слушаю! — рявкнул Василий Николаевич, не скрывая своего настроения. — Кто! Что там случилось? Я занят.

— Елистратов говорит, Елистратов беспокоит, — зачастил начальник производства. — В шестом нелады с оснасткой. Что делать будем, Василий Николаевич?

— Я-то при чем? — удивился Захаров. Оснастка находилась в ведении главного технолога. — Не моя печаль. Вот если бы новинка шла, а то ведь в шестом обычные станины…

— Василий Николаевич, до главного технолога мне не дозвониться. Он наверняка после коллегии из министерства прямиком к теще поехал. Теща у него в Москве живет. Завидно, конечно, нам с вами, но…

Елистратов, по своей привычке, в трудные минуты многословил, шутил — иногда это выручало его.

— У меня совещание, — сказал Захаров. — Неужели сами не можете разобраться?

— А кто я такой? Обыкновенный диспетчер с повышенной ответственностью. А прав и возможностей — нуль.

«Ну, завел свою песню», — подумал Захаров. Обходя стол, он пребольно ударился голенью об острый угол выдвинутого ящика. Прихрамывая и чертыхаясь, Василий Николаевич заковылял к двери.

В музее было тихо и прохладно. Серебрянский отказался от чая, поблагодарив Анну Трофимовну чопорным поклоном, хотя они знали друг друга давно, очень давно. «С незапамятных времен», — сказала Полозова.