Михаил Богатов - Имя Твоё
Здесь есть возможность читать онлайн «Михаил Богатов - Имя Твоё» — ознакомительный отрывок электронной книги совершенно бесплатно, а после прочтения отрывка купить полную версию. В некоторых случаях можно слушать аудио, скачать через торрент в формате fb2 и присутствует краткое содержание. Город: Санкт-Петербург, Год выпуска: 2015, ISBN: 2015, Издательство: Array Литагент «Алетейя», Жанр: Современная проза, Религия, на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале библиотеки ЛибКат.
- Название:Имя Твоё
- Автор:
- Издательство:Array Литагент «Алетейя»
- Жанр:
- Год:2015
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:978-5-906792-27-3
- Рейтинг книги:5 / 5. Голосов: 1
-
Избранное:Добавить в избранное
- Отзывы:
-
Ваша оценка:
- 100
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
Имя Твоё: краткое содержание, описание и аннотация
Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Имя Твоё»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.
Имя Твоё — читать онлайн ознакомительный отрывок
Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Имя Твоё», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.
Интервал:
Закладка:
Но это что такое, что я слышу, уподобляешь музыку словам, которые никто не произносит, они висят в молчанье как бельё, оно похабное, развиснув для просушки, напоминает о хозяйском теле больше, чем о белье повешенный хозяин, ну так что ж, Горацио, пусть двести молодцов под стать тебе и мне, но в здравье большем и на сцену водрузившись, нам пропоют молитвой отче наш, что будем слышать ты и я; я буду слышать лишь ту красотку, что ко мне вполоборота так нежно музыке внимает, не шелохнется даже прядь её за ушком, она меня духотворит, не хор, нет-нет, а ежели кокетливо посмотрит, я буду видеть в этом обещанье, и вместе с молодцами, что на сцене встали, воздам хвалу ежи на небеси, ведь это значит: вечером мы с нею могли, заметь, Горацио: могли, и с этим словом здесь не пререкайся, воспрянуть духом, коли тело это, да я с тобой, не веришь если ты, просунь меж пальцев мне свой палец, видишь я, могли, Горацио, мы с ней сегодня вместе, и это всё я слышу, да, аминь; душа возносится туда, где нету Бога, а лучше чтобы дьявол навестил, когда мы будем вместе, никто не потревожит нас, когда мы запах серы претерпев, усладу духа тут же через тело обрели б, ну вот опять они: могли, могли, ещё ей мне сболтнуть о том нельзя, ты слышишь, слышишь, либо виноград стонать не будет, хоть упруг он, завидуй мне король, сегодня ночью пясть в изюмы погружая, тебе ли не роптать, иначе виноград в руках полопается, пальцев не коснувшись, и вместо стонов сладостных: о, Гамлет, придётся мне добавить сюда не; и хор тогда вдруг обратится ором, где пара сотен мужиков поёт, когда страна нуждается в солдатах, они ж от службы малодушно укрываясь, старух в чепцах потешить собрались, и прядь волос мне скажет: не могли, опять же, вот Горацио, как чудно: и прядь волос мне скажет: не могли, при этом вновь ни звука не исторгнув, вот что я слышу в этом отче наш и всё, что скрыто в имени Твоём.
Часть пятая,
в которой не было ничего из того, что бывшим вспоминается, портрет Сталина глядит через окно на Храм Божий, дед ест леденцы и пишет письмо, дети слышат подземных человечков, добрый волшебник пьет портвейн и ругается матом – и кое-что еще
Не было ничего-ничего из того, что бывшим вспоминается и так именно, как оно вспоминается, очищает память, катарсирует былое в явь чёткую, то, что завсегда случалось в разбавлении замутняющем обстоятельств случайных, от коих впоследствии отряхивается вымокшая насквозь собака определённостей желательных, лужицу случайностей вкруг себя разбрызгивая, на солнце высыхающую сразу почти, и затем, ежели окажется, что в сброшенных доселе каплях случилось не случайное что, наоборот важное, то поздно будет уже, и лишь смятение чувств будет испытываться непрестанное, а по поводу какому неведомо, и собака памяти сухая, с каплями вместе и шерсть, и плоть свою сбрасывает, существом своим то полагая негласно, что на деле условием для бытия её жалкого ныне было; вычистить из памяти существа воду чистую памяти уничтожение есть её и не иначе, и с оставшимся делать ныне ничего не надо, в том числе и вспоминать даже ничего не следует, скелет оставшийся собачьей памяти норова своего не имеет вовсе, и даже по-собачьи тревожаще не взглянет на хозяина своего, и может кому легче будет дело с этим иметь зверем, призрачно придуманным в беззубьи его, нежели со зверем разъярённым самостоятельным памяти подлинной, коему по ушам не проведёшь, ибо с пасти его слюна кровавая былого нашего каплет, а в глазах неопределённость намерений недобрых к нам обращается неласково, и жучку такую на фьить-фьить не подзовёшь, так и выходит, будто жили затем мы только, прожитое чтобы нас в дикости своей, которая наша, пожрало, хотя таким казалось, пока проживали его, никаким и естественным, что и проживать его лень, и стыдно за времени пустое провождение, и всё-то естество мы никаким полагаем, со стороны выжидая чего поважнее, но оно, естество никакое, и есть единственное наше, поскольку оно только нас и уничтожает, равно как и порождает нас же, а с нами много чего ещё порождает и губит того, что к себе нипочём не относим мы, но нас это-то и составляет доподлинно, и смута оттого терзает нас, когда вспомнится нежданно что-то из бывшего, и лик зверя взбешённого явится, коего заклясть стремимся скелетом собачьим, нами случайно от случайностей наших очищенным, бесполезно это, и не было, убеждаемся, не было ничего из того, что было так, как видим мы это ныне, не было. Ежели намеренно памятного не сочинять себе, то заметить нетрудно весьма, как неведомостью своей живо оно, ворочается само по себе, ворчит себе о своём одном и том же, и всё ему безразлично то, что нам важным казалось, из милости нам самих лишь показывает меж делами своими, усмотревши которых, сами затем изумлением полнимся, и какой-то картинке с детства на бумаге жёлтой, пусть и раскрашено ретушированной, придаём значение небывалое, а к здесь бытующему въяве своей перестаём на время короткое обращаться вспоминания удивительного, и пусть картинка бессмысленна для отца Дмитрия, если ему годов не больше одиннадцати, мужчина на ней какой-то и род мужчин этих имя собственное имеет, сталинами именуются они, их много и различны весьма в проявлениях своих, на картинах, в кино скучных, в памятниках мужчинам-сталиным, более них лишь лениных, и сколько их видел в жизни, и ни того, ни другого живьём не увидеть, хотя одного мёртвым видел однажды, в очереди многолюдной выстояв, но то раньше было, когда маленьким был он, теперь отец Дмитрий разбирается в этом всём, это всё именуется политикой, всё это неинтересно, и на фото подрисованном в комнате дедовой Сталин это то же самое, что Мария в спальне бабушкиной, с младенцем на руках, и лицо Марии этой никак не похоже на лица, Густавом Море гравированные, но это ничего, это не политика, потому что, а вера, в политике все одинаковые, но к ним относятся по разному каждый кто говорит, а в вере все разные, но к ним все почти одинаково относятся, и лишь в комнате общей, третьей и последней, где они с Ариной играют, телевизор в ней та же самая вещь главная, помимо дивана красного раскладного, но так ведь и у деда диван старый зелёный уже нераскладной, и у бабушки вообще неизвестно что, потому что всегда накрыто перинами и покрывалами, но вещи ведь не кровати в комнате, а Сталин, икона или вот телевизор, и последовательность порядка единого наблюдаема не только отцом Дмитрием и Ариной, у бабушки с дедом гостящих, но и всяким, кто здесь долее чем на чай останется, Арине шести лет не более, но она внимательная, и отец Дмитрий никак не почитает её за ребёнка, скорее уж чаще себя самого, и ежели кто останется даже на ночь, как внуки каникульные, так дед весёлым и добрым поначалу становится, и Арина к нему тянется потому ли, что дед сам чаще к ней обращается, когда выпьет, то ли потому, что захмелев, он непременно с бабушкой ругается, и она, плача, в комнату свою удаляется тогда, к иконе обратиться дабы, и внуков своих покидает лика ради святого, до того ласковая и заботливая, никак не из жестокосердия, плохо ей и не желает она показывать этого никому, потому как сильная называется это, отец Дмитрий это понимает и чувство досады непреходящее гложет его, Арина не понимает или понимать не желает, потому что дед в комнату к себе её зовёт, и тумбочку открывает под окном стоящую, к которой никто не притрагивается кроме хозяина, и из нижнего ящика леденцов коробку достаёт и Арину угощает, отца Дмитрия тоже угощает надо бы сказать, и он леденцы берёт, но берёт уже с чувством осуждения деда и Арины, каждого за своё, деда за жестокость и хмель, Арину за то, что не видит подвоха в состоянии дедовом, но как видеть ей, она к ласке бабушкиной своеобычной ставшей привычная, за необычное почитает внимание к ней деда обильно уделённое, и бесполезно Арину от деда теперь уводить, хотя уводится легко, но не понимает зачем ей делать это, и за что её лишают такого доброго и весёлого деда, да и коробку железную нарядную с леденцами дед с собой не отдаст, обратно положит, и хотя ведают внуки, что в нижнем ящике тумбочки его, стариной пахнущей, схоронено, он в следующий раз будет опять лукаво посматривать, и поманит за собой внуков мол, пойдёмте, я что дам вам, озорникам, золотые мои, озорники, лишь затем отец Дмитрий поймёт, почему дед такое значение мог придавать леденцам этим, сам в войну выросший, дед леденцов отродясь не видал, и, как затем выяснилось, он не столько внукам к угощению, сколько дань детству своему собственному отдавал, вновь и вновь подкупая к заканчивающимся леденцам в одной коробке, и тогда он их съедал сам, один, новую, такую же нарядную, и уж из неё-то вновь озорников угостить можно будет, а пока нет пользы в том, чтобы увести Арину от деда, польза будет, ежели оставить её, но польза горькая, когда надоест ей вдруг дедова ласка хмельная, однако никто не проверял будет так или нет, просто отец Дмитрий уверен как-то изнутри, что именно так всё непременно и сложится, воспитует в себе отрок по имени Дмитрий чувство ревности, от коего затем избавляться будет куда невыносимее, чем ныне его подкармливать, будто леденцами из баночки расписной от хмеля до хмеля, но должно же ей захотеться уйти, ведь так всегда бывает, когда надоедает что-то, тем более дед одно и то же будет говорить по кругу, расспрашивать про жизнь её и ответы тут же забывать, и подкрадывается к отцу Дмитрию догадка, что дед вообще не знает не то что какого возраста внуки, но в школе они или в саду детском, или же в институте уже каком, дети любят одно и то же сами, но они его сами выбирают, а Арина не ребёнок уже, и поэтому можно с ней серьёзно все вопросы решать, отец Дмитрий её за особу взрослую почитает, но хрупкую и нежную, о коей заботу непрестанно иметь требуется, а посему, если можно пользы горького поучения избежать, так поступать и следует, тем более что в доме оставаться уже нельзя, ибо дед, бабушкиных всхлипываний дабы не слышать, ибо бабушка, дабы ругани дедовой избежать, включают кто вперёд успеет телевизор громко-громко в комнате третьей, и по комнатам расходятся каждый в свою, а комнат ведь три всего, и ни в одной не поиграешь уже ни во что, под громко работающий телевизор засыпать лишь хорошо, не играть; попытки звук убавить, о смелости его выключить вовсе речи не идёт даже в мыслях смелейших, попытки приводят эти к явлению грозного деда, которого даже Арина, к нему благоволящая, тогда пугается, или к бабушкиной просьбе робкой из комнаты своей: включите вы ему, ребятишки, не балуйтесь, уж чтоб успокоился, сходите погуляйте лучше; отец Дмитрий и так собирался идти, можно лишний раз напоминания не делать, большой он уже и взрослый, сам всё понимает, да и поиграть всамделишно хочется, и всё к тому приходит, что и Арина теперь желает гулять, на улицу выйти, во двор, и не потому уже отец Дмитрий будто её уговорил, хоть он готов, но нет же, сама, и в комнатах трёх дома бабушкиного небольшого покой шумный царствие своё начинает, разворачивается в силу полную: бабушка плачет, но этого с улицы не слышно, телевизором заглушается это жизни постоянное сопровождение от замужества до гроба сопутствующее по воле доброй людской, дед же письмо сочинять принимается, начала которого никто ещё не слышал, и конец которому не был подведен иной, кроме как через отрезвляющие перерывы и, в итоге скорбном, смерть отправителя, так и не отправившего ничего, разве что самого к адресату на встречу личную жизнь покинутая наставила. Письмо своё дед не пишет, но диктует лишь завсегда, адресат на окне у него, из фото ретушированного на деда глядит одобрительно, Сталин, письмо это нескончаемое, всем родственникам знакомое, началось не иначе как в годы военные, когда дед роста небольшого, артиллеристом будучи, из Грузии тащил орудие по грязи дорожной к битве под Прохоровкой, и грязь упоминать можно было бы и не, однако ж стоит всё же упомянуть, потому как орудие было больше деда, и это неудивительно, удивительно же то, что грязь по карманы нагрудные гимнастёрки дочавкивала, и при этом орудие не очень хорошо тащилось, батюшка Иосиф Виссарионович, ни разу дед не жаловался на адресата, всегда ему на другое, в стране что происходит, разворовали и беспорядки, руки не хватает сильной, воли несгибаемой, часть самая подробная к завершению письма никак не завершаемого, с дедом самим обходятся несправедливо, о чём перечисление особливое следует, деталями умащённое, и без разбору особого, фонд пенсионный, слёзы бабушкины, врачей грубость и некомпетентность, жизни личной сына единственного, отца Арининого, удач особых отсутствие, и подряд всего, как отец Дмитрий догадывается, и слышат они с Ариной письмо это вновь и вновь отчётливо артикулируемое, по причине нахождения за окном комнаты дедовой с форточкой открытой нараспашку, любит холод дед и пищу остросолёную, играют под окном отец Дмитрий и Арина, и понимает отец Дмитрий: пьян дед, однако ж обращённости адресной настырной дивится весьма, и тому ещё, что несмотря на состояние своё, все-все новости дед вспомнил со времён предыдущего диктования письма своего случившиеся, по телевизору и радио увиденное и услышанное, и события сюда прибавляет ловко, в семье многочисленной его место возымевшие, всё дед упоминает, в манере ругательной исключительно, но помнит ведь, и отец Дмитрий дивится взаправду сему феномену чудному, и годы спустя упокоено весьма изумится, дед когда умирать соберётся, не сам, жизнь когда его умереть соберёт, в визит к нему последний, полчаса у кровати проведённых, не тому удивится, что Сталин там же, где и прежде стоит, это несомненно и бесспорно, а тому, что на фоне фотографии этой взгляда проницательного и хитрого, фотографии, вечной казавшейся, теперь особенно, когда дед вот-вот отойдёт, а генералиссимус останется, церковь за окном в аккурат раскинулась, фото будто в себя вбирая, изменится в миг тот для отца Дмитрия окончательно раньше по комнатам разведённое, к Господу бабушки обращение и письмо дедово с предложениями по всего улучшению, доверием безграничным и наивным деда пьяного сохранённым и проникнутым, на деда тогда отец Дмитрий посмотрит, но следа гнева пьяного в нём уже не уличит ни за что, улыбку смирения приемлющего, и глаза во глазницах отточившиеся, впалые, меж коими нос подростковым ставши вмиг заострился задорно, всё это после, а пока во дворе письмо деда слушают, да не слышат по причине игрой захваченности, отец Дмитрий и Арина, и слушают, да не слышат ибо хотя скептичен и настороже относится отец Дмитрий к словам письма из форточки доносящимся, да уверен откуда-то уже, что правда разворовали, что сволочьё одно, и посадить всех бы, и было бы то решением наилучшим, если уж стрелять нельзя; однако ищут они страну волшебную, идея отца Дмитрия самая серьёзная из последних, и место это с эхом письма Сталину в жестяных полосах забора место лучшее для поисков страны волшебной, не потому что деда слышно, но устроено потому что специально всё здесь так, не искать страну волшебную лишь дурак здесь сможет последний.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка:
Похожие книги на «Имя Твоё»
Представляем Вашему вниманию похожие книги на «Имя Твоё» списком для выбора. Мы отобрали схожую по названию и смыслу литературу в надежде предоставить читателям больше вариантов отыскать новые, интересные, ещё непрочитанные произведения.
Обсуждение, отзывы о книге «Имя Твоё» и просто собственные мнения читателей. Оставьте ваши комментарии, напишите, что Вы думаете о произведении, его смысле или главных героях. Укажите что конкретно понравилось, а что нет, и почему Вы так считаете.