однако это ужасом преисполнить лишь может парализующим, ибо Господь здесь, дети мои, меж нас сегодня, и когда удостаиваемся мы чести такой, то ничего иного в ужасе нашем не остаётся как сигарету докурить, которую курить начали уже, и вино допвать, которое в бокал налито ранее было, перед Ним мы обнажены всегда и беззащитны, детьми пребывая, и хитростью нашей можно лишь с лживым божком суеты заигрывать, а перед Ним всегда мы обнажены, а в данном случае ещё обнажённее, ибо теперь Господь к наготе нашей ещё и намерение какое имеет, и ныне всё в руках Господних, и всё всегда там пребывало и пребывать будет, в руках милосердных, но милосердие Его не по нашим меркам скроено, а мы по Его меркам, и то во грех пали, и путей Господних в путеводителях наших не значится.
Снова замолкает отец Дмитрий и вино отпивает, думает Мария, что священники очень интересные мужчины, такое придумывают, лишь бы в постель её уложить, нельзя ими не восхищаться на самом деле, думает Марфа, что отец Дмитрий что-то еретическое весьма говорит и в церкви такое не говорят о Боге, очень уж Господь непредсказуемым выходит и гарантий в руках человеческих никаких не остаётся, дабы к Господу свои права обратить можно было, и Андрей, не думает Андрей ни о чём, торжествует он, ибо слова отца Дмитрия не что иное в глазах Андрея как попытка неуспешная и слабая крест выпросить да внимание отвлечь от сговора собственного с отцом Георгием, но не избежать им расплаты и это наверное, и берёт Андрей Марфы бокал и осушает его с воодушевлением необычайным, на миг об органе своём неугомонном и прямо таки страдания начинающим причинять забывает. Сидит отец Дмитрий в задумчивости каменной, и знает, что слова его не услышаны никем из присутствующих, но и не для того он говорил их, чтобы изменить что-то, да и что изменишь, когда всё в руках Господних.
которая, в общем-то, может выть и не очень нужна, но полагается на этом месте, если верить композиции произведения
И так-то, друг Горацио, ты утверждаешь, вооружившись силой убеждения такою, коей чувства добрые не сеют, разве дружба что ко мне, внушить не в силах нам манеру выражаться что б как клинки из стали, а не люди, ежели, конечно, не вмешалась какая-нибудь хитрая интрижка и если тайна не содержится твоя в нижних юбках королевских фрейлин, или же мотивом мести тут подспудно кто-то всё измазал и сбежал, но, сказать по чести, коей, право, если уж по чести говорить, у мужчин так трудно ухватить: соберешься это только сделать, тут как тут в руках твоих завянет лишь орудие бесчестья и забавы, и ты к бою сможешь быть готов лишь чрез время, так вот, если мы по чести тут всё скажем, будто бы у нас с тобою честь, мы по чести как по эшафоту, не оглядываясь вверх, вперед, назад, может тут мотивы даже мести, я тебе без сожаленья уступаю эту роль, которую так модно нынче вместо грима наносить, я как есть безумен, месть безумна, сделана же из другого места, ох, конечно теста, понимаешь ты, Горацио, мой друг, тут утверждаешь, что в одном ничтожном человеке, взять хотя бы мне в пример тебя, хорошо, Горацио мой друг, ты тут утверждаешь, что и не в последнем человеке, взять хотя бы мне в пример тебя, быть не может, надо бы запомнить, силу, затвердивши, убежденья, чтобы это быть не может прозвучало полной мощью, как оно бывает, в хрипе уличённом королевском, когда он останется один в тронном зале и в закрытом театре, быть не может в этом человеке уживания стремлений двух отменно: устремление к высокому, да-да, посмотри на этот потолок, он пыльный, с паутиной по углам, обрамляющим его физиономью как убор скорбящейся монашки округляет бледное лицо, быть не может вместе с этим устремленьем устремленья к низкому, под ноги можешь тоже поглядеть, и ты увидишь: пол сегодня выметен на славу, хотя мы порядком уже тут, если честно, мерзко наследили, выбор вот, Горацио, мой друг, не велик, и как ты утверждаешь, либо пыльное через недостижимость обиталище паучье потолочье, либо исследимое так часто, но зато убористое дно, так ведь ты мне говорил сегодня утром; либо душа стремится туда, либо туда, а вместе никак, но, но, но, внимание вопрос: что спрятано в корсаже королевы, и вот тебе ответ на выбор как всегда: там две груди, которые приятно ощущать ладонью королевской виноградно, как этот плод, который ты сжимаешь, что мочи есть, но он никак не лопнет, нет, будет он лишь удовольствием стенать, о мать богов, о боги матери моей, но есть еще второй ответ, не забывай, не расслабляйся, ведь я мысль веду, подобье мысли, призрак: там, в её корсаж упрятан символ духа, да что нам символ, это дух и есть, который призывает короля, ну, чёрт с ним, с дядей, надо быть попроще, который сына королевы призывает к ней обращаться, уповать на чувство, и ревность изливать, и гнев, и боль испытывать, так что же там: душа иль два куска свининой мякоти на ужин короля, вот тебе выбор, только не хитри: и не срывайся с крюка раньше срока, не говори что там и то, и это, ведь помня силу твоего не может, я продолжаю линию разбора, иль сбора, кто же разберёт, а кто собрать способен, не волнуйся, в том ещё, в своем, нет в общем смысле, в уме я в общем, ум не мой, нет-нет, и ты, и мать, и дядя, и даже вон Офелия, хотя, дитя ещё и путь к уму никто не проложил ей органом бесчестья, и тот кто будет, это нет, не я, витает в облаках она: не то, что я, ползу средь комьев грязи, грязи, кстати, он здесь, кто сам себя по случаю подставит, когда души порывы к паутине, когда все органы на доски пола смотрят, тогда он сравнивает, нет, не так: равняет он одно к другому, нам ли разводить, достойное равнения друг к другу, и грязь, и небо обе стороны медали, сделанной как этот круглый череп, сравненье неудачное, но всё же, я признаю, и всё же, тем не менее, Горацио, не стоит разделять их: душа в обличье груши, запрятана под платьем королевы, вдруг разжиревшей и вонючей станет, от пота, угрызений, ласк, обмана, слёз, и будет беспрестанно так до тех пор, покуда я и ты как прежде зарядили повторять слова о небе и земле лишь вместе и не откажемся сейчас же от обоих, ну а теперь отвечу на вопрос, который я тебе поставил перед этим, готов, Горацио, вот я и говорю, что я отвечу на вопрос и вот ответ: ответа нет, как ты б не ухитрялся, поскольку надобно увидеть все порывы, что к потолку, что к полу суть одно, и это-то одно мне неприятно, а отказаться от него, уйти в молчание, когда сказать не в силах, ведь речь лишь вспышка между двух обманов, один несет к себе паук на ужин поздний, и сок из жертвы делает с охотой, ей кости, мясо, нервы, вены, всё разбавляя поцелуем паучиным, в вино редчайшее паучье обратив, оно готово, будем ждать его, и чтобы жертва там не думала себе, так что ж, она уже разбавлена и зреет; другая ложь, Горацио, влечёт нас к полу, где нас смоет тот, кто первым воду выльет из ведра, но что я говорю тебе, вот ведь проклятье: опять слова, слова, слова, молчу смолкаю запираю на засов, и над воротами готовлю я раствор смолы расплавленной для тех, кто подберётся, то будет взгляд мой, вот такой, такой вот-вот.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу