– Да и какая свадьба, Паша! Одна видимость, а не свадьба, – мямлила Маша в телефонную трубку, – Начальник мой будет с женой, подруга одна, еще, может, одна придет с сожителем, да соседка снизу…, ты ее помнишь, собачка у нее все время тявкала… Померла собачка месяц назад… А от Подкопаева придет один его сослуживец, майор в запасе…, бывший. Тоже одинокий… У него жена ушла, когда он на фронте был. Мы уж все продумали. Володя…Владимир Арсеньевич сколотит доски вместо столов, табуретки у нас кое какие имеются, да и соседка обещала…, растянем доски от прихожей до кухни…прямо до самого окна. Закуски поставим… Владимир Арсеньевич у нас ведь теперь не пьет. Разве что, винца или пивка…по выходным. А так – ни-ни! Я уж тебя не зову, Паша… Сам понимаешь!
Павел торопливо положил трубку, забыв попрощаться и поздравить. Но вдруг следом за горькой обидой ощутил облегчение, которое стало быстро расти в нем и перерождаться в спокойную, уверенную радость. Ему даже стало немного стыдно за это чувство, но он решительно отмахнулся и громко выдохнул.
Только сейчас, решил он, ушла та его жизнь, которая зародилась еще задолго до войны. Как будто и не было ничего – ни Маши в ее Ветошном переулке, ни службы у нервного, усатого командарма, ни безымянного человека с синей нежной горошинкой на виске, ни бегства…, ничего не было! Он – голый, молодой, сильный! Каждое раннее утро, что зимой, что летом – горячий цех, толстые варежки, тяжелая роба, серая брезентовая шапка с широкими отворотами и с синими стекляшками спереди, под загнутыми вверх полями…, а так он голый, как младенец! Хорошо быть новорожденным – ни грехов, ни тягот, ни ошибок из прошлого! Все с самого начала!
И он тоже женился.
Катя была стройной, темноойкой, черноволосой и очень веселой девушкой, дочерью мелкого железнодорожного начальника Юрия Станиславовича Железина со станции Железной. Начинал свою путевую службу Железин еще в дореволюционные времена обыкновенным обходчиком, да и был он сыном и внуком обходчиков. Дед его еще первым в поселке понял, что будущее за железом, а не за деревом, а если уж в технике и присутствует дерево, то только в виде шпал, никак не больше! Говорят, и фамилия в роду как раз образовалась от прозвища «Железный», появившейся еще в крепостнический период истории. Сначала они, вроде бы, Железновыми были, но потом каким-то неясным манером стали Железиными, а их родственники по дедовой линии так и остались Железновыми. Но те дальние родственники Железновы все как один сидели в тюрьмах, и мужчины и женщины, за всякую уголовщину. Мужчины чаще всего за драки и поножовщину, а женщины – за кражи и мошенничества. В Железновском роду присутствовала и цыганская кровь – кто-то там кочевал, воровал, угонял коней в южных степях, а потом гремел кандалами на сибирских каторгах.
А Железины всегда были работящими людьми и с той своей родней даже знаться не желали. Только еще в переписи начала века обе семьи записывались в одну строку, а в некоторых древних документах так все и значились Железновыми.
Всё это Павлу с гордостью, будто о древнем княжеском роде, много раз вещал подвыпивший начальник дистанции Юрий Станиславович Железин.
– А дочь наша Екатерина – самая что ни на есть «железина», как по слову, так и по характеру! Не смотри, паря, что она веселая…, эта видимость одна, а на деле Катька твердая, что твой рельс. Вон все девки из ее годов замуж повыскакивали, учебу побросали… А наша Катька в железинское ремесленное поступила…, целых полгода проучилась! Там, однако, одни парни …, ну, она и ушла… Мы ей говорили, ни в какую не слушала! Но вот теперь в медицинское училище наладилась. Характер у нее, как у нас у всех, железный. За ней любой мужик будет, как за каменной стеной!
В семье Юрия Станиславовича, кроме самой удачной средней дочери Кати, девятнадцати лет, были еще другие дети: младший сын Кирилл и старшая дочь Евдокия. Кирилл был рослым хулиганистым подростком, хитреньким, с подлинкой, а Евдокия – меланхоличной, полной женщиной, овдовевшей во время войны. У нее остался пятилетний ребенок, мальчик Славик, такой же, как она, сонный, молчаливый, невозмутимый.
Жила семья в большом барачном доме с двором, банькой и с двумя обширными сараями из добротного тёса. В сотне метрах от дома начиналась великая путаница железнодорожного поворотного круга с его резкими выкриками в громкоговоритель из диспетчерского домика на «курьих ножках», свистками, сиренами, грохотом вагонных пар, колес, скрежетом поворотных стрелок и прочими звуками. Пахло мазутом, тавотом, дымом и разгоряченным металлом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу