Мария Метлицкая - И все мы будем счастливы [сборник]

— Ага, поняла. Ну что же — спасибо! Прямо надежду вселили! — И сделала шаг к электричке.

Услышала вслед:

— И еще, дева. Уедешь ты отсюдова. Навсегда. Дорога у тебя дальняя.

Кира вздрогнула и остановилась. Что еще за бред? Куда уедет, какая дорога? Тем более — дальняя?

— Да ладно вам глупости говорить, — рассмеялась она, — сказки рассказывать! Ладно, прощайте!

Двери поезда со скрипом раскрылись, и Кира шагнула в тамбур.

Но почему-то оглянулась — синеглазая цыганка стояла на том же месте и печально смотрела ей вслед. Увидев обернувшуюся Киру, помахала ей как старой и доброй знакомой. И Кира, неожиданно для себя, тоже махнула в ответ.

В электричке села у окна, прислонилась горячим лбом к холодному и влажному стеклу, прикрыла глаза: «Какой же все это бред, господи! Уеду в другую страну! Большей чуши не слышала!» Но сладко заныло сердце, когда вспомнила другие слова: «С твоим у тебя все получится. Ты обожди, наберись терпения, и все сложится — будет твой. Только обожди, наберись терпения!»

Кстати! Вспомнила она о синеглазой цыганке только в самолете, уносившем их с Мишкой в другую страну навсегда . Вспомнила и обомлела: «Ну надо же! Вот как бывает».

Билет на электричку купила в автомате — тоже привычно и удобно, как в Европе. В поезде смотрела в окно — станции, конечно же, были все те же: «Удельная», «Красково», «Томилино», «Ильинское». Вспоминала, с каким нерадостным настроением всегда ехала туда, к родителям. И как потом за это терзала себя.

На платформе «Отдых», в родном городке Жуковском, не было бабулек, торгующих всякой всячиной, как в старые и не очень добрые для нее времена. Семечки в граненых стаканчиках, по весне — сухие грибы, старая, слегка проросшая и оттого дешевая картошка, расфасованная в потертые, ветхие целлофановые пакеты, лук-севок в пол-литровых банках, репка или свекла из подпола — все, что осталось с зимы. Была еще бабулька с жареными пирожками — кривыми, мятыми, огромными, с тем, что подешевле: кислой капустой и рисом. Кира обожала эти еле теплые пирожки — бабулька держала их в алюминиевой кастрюле, укутанной ватником и старым пальто. От пальто пахло нафталином, от ватника — сыростью и землей. Кажется, запахи проникали внутрь кастрюли, где лежали помятые пирожки. Но Киру это не смущало — покупала всегда два, с рисом и капустой. Медленно шла через пролесок от станции в город и с удовольствием и жадностью жевала этот шедевр кулинарного искусства. И Мишку подсадила на эту «прелесть» — его слова. Только куснул и закатил глаза от удовольствия: «Прелесть какая, а?»

Когда это было!

Бабулька с пирожками сидела всегда — все четыре времени года. А вот ассортимент других торговок менялся в зависимости от тех же времен года. Самое сладкое время — лето и осень: смородина красная, черная, белая, крыжовник всех видов — большущий зеленый, изумрудный, почти прозрачный. Или мелкий, красно-бурый, утыканный мягкими иголочками. И янтарный, желтый, совсем не кислый и с очень тонкой и нежной кожицей — надкусишь, и во рту расползается мягкая, сладкая, зернистая кашица. Кира обожала крыжовник. Но нигде больше его не видела — только здесь, в России. Малина в августе, яблоки, мелкие подмосковные грушки, похожие на маленькие учебные гранаты, терпкие и почти безвкусные. А вот яблоки были чудесными — коричные, белый налив, мельба, грушовка.

Где сейчас эти яблоки? Нет, конечно же, есть! Здесь — наверняка! А там, дома… Там, дома , были только ненастоящие, восковые, красивые, ровные, гладкие, как муляжи.

Алкаши торговали свежевыловленной мелкой рыбешкой — карасиками, плотвичкой. Кучка — рубль. Рыбки слабо трепыхались на подмокшей газете.

Как она любила бродить по платформе и покупать снедь у милых бабулек! Стакан ягод, стакан семечек. Малосольные огурчики. «Мне два, пожалуйста! — И подумав секунду, сглотнув слюну: — Ну ладно, три».

Или мороженое — мороженщица в белом халате и белой косынке, с тележкой, стояла возле самых ступенек. Сливочное в вафлях, шоколадное, крем-брюле. Вафельный стаканчик с желтой или розовой розочкой. Твердая эта розочка, которая и была вкуснее всего, как потом выяснилось, делалась из крашеного маргарина.

Кира вышла на станции и огляделась — новые дома теснились друг к дружке, словно каждый мечтал выжить соседа или в крайнем случае — подвинуть и подпихнуть. У станции взяла такси. Машина везла ее по незнакомому городу — почти ничего не узнать. Хотя центр сохранился — спасибо и на этом. «Ну и ладно, какое мне дело, — подумала она. — Уберу у своих, договорюсь с кладбищенской теткой, зайду в гранитную мастерскую и уеду. Главное — договориться в мастерской, чтобы выслали на почту фотографию готового памятника после установки и я могла переправить деньги онлайн. Надеюсь, они согласятся. Полно же таких, как я, живущих не здесь, а за границей. Выходят же люди из положения. Ну, в конце концов, задействую Зяблика. Думаю, он не откажет. Или на крайний случай Катю. Хотя это вряд ли, да и смертельно не хочется к ней обращаться».