Серая дряблая кожа, пустой «пеликаний» мешок под подбородком. Тусклые глаза, потерявшие свою ослепительную синеву и яркость. А зубы? Нет, все понятно — никого не минуло. Но — есть же, в конце концов, дантисты? Все как-то выходят из положения. А главное — руки. Кира глянула на его руки и вздрогнула. Длинная и красивая, аристократическая и интеллигентная рука — где она? Ровные ухоженные ногти — где? Кургузая — почему, как? — лапа бедняка с криво и косо постриженными ногтями.
Кира вспомнила их первую с Зябликом встречу и свои ощущения — дрожь в руках и в коленях, запах его одеколона, который преследовал ее несколько дней, как и его тихий, вкрадчивый и очень волнующий голос. Господи, стыдоба! И никому не признаешься, никому. Стыдно даже перед самой собой. Их с Мишкой любовь и… Нет, это было коротко, всего-то на пару дней. Но неловко. И тогда она его невзлюбила, в том числе и за эту свою дурацкую слабость. Сильно, по-глупому, по-дурацки, по-бабски. Какая же дура, господи, он-то в чем виноват?
Кира шумно глотнула кофе, и Зяблик перехватил ее взгляд.
— Вот так, Кирюш! Не вышло, видишь?
— Ты о чем, Леша? — смутившись, осторожно спросила она.
— Да достойной старости не получилась. Жизнь была… Ну более-менее. А вот старость — не получилась. Да и жизнь — если по-честному. — И Зяблик жадно закурил сигарету.
— Брось, — махнула рукой Кира. — Эти мысли, знаешь ли, всех посещают: жизнь не удалась, не сделал того, что мог, что хотел. Мечты не сбылись. А ты — не успел, например. Хотел так — вышло совсем по-другому. Сам виноват, другие — какая разница? Не получилось, и все. И причины тут не важны, важен итог. Но — смысл? Ты мне скажи — какой в этом смысл? Все равно все закончилось, ничего нельзя изменить. И мы это все понимаем! И будет так, как есть. Не обижайся, прошу тебя! Думаешь, у кого-то не так? Лично у меня — то же самое. Веришь?
Зяблик уныло кивнул.
— Ага, утешаешь… Спасибо.
— Да ну, Леш! Поверь, что нет! Просто все это непродуктивно, бессмысленно и категорически вредно. Надо доживать так, как уж вышло. И не искать виноватых, не мучить себя. Все равно ничего не изменишь. Такая позиция хоть как-то примиряет с жизнью. Ты меня понял?
— Демагогия, Кира. Пустые слова. Как жить и не думать? Не жалеть, не сокрушаться, не искать причины? Не искать виноватых? Не винить себя? Невозможно. Да и не нужно. Всегда надо делать выводы, всегда понимать.
— А для чего? — перебила она его. — Изменить ничего нельзя. Не хватит времени, сил, в конце концов! Да и кому нужны твои выводы и твои ошибки? Даже детям не передашь — все плюют на чужой опыт, как ты понимаешь. А уж нам с тобой, — она накрыла его руку своей ладонью, — ну вообще смешно! И передавать некому — детей у нас нет!
— У меня есть, — тихо ответил Зяблик и, словно извиняясь, тихо добавил: — Так получилось…
Кира охнула.
— Ничего себе! Ну ты даешь, Зяблик!
Хотя у них, у мужиков, все гораздо проще. А уж у Зяблика, бабника и гуляки, тем более. Да при его активной половой жизни у него могло народиться с десяток внебрачных детей!
Но уточнять подробности Кира не решилась — в конце концов, захочет — расскажет. Да и интереса особого не было — подумаешь, тоже мне редкость! Безусловно, Зяблик был женихом завидным — и собой хорош, и богат, и характер вполне: остроумный, заводной, словом, легким человеком был лучший друг ее мужа.
И снова некстати вспомнилось, промелькнуло, как ее взволновал лучший друг мужа при их первой встрече. Да и потом, если честно, бывало… Да ладно, какой же бред иногда лезет в голову! Просто неловко, ей-богу — сто лет прошло с тех времен, целая жизнь. И она уже давно, мягко говоря, немолодая, усталая и не совсем здоровая женщина. А тут воспоминания про половое влечение. Тьфу, ей-богу. Противно и стыдно.
Завтрак закончили, и хозяин поинтересовался ее дальнейшими планами — в смысле, отвезти, подвезти ну и все прочее. Кира вежливо отказалась:
— Спасибо, но ты живи своей жизнью. А я уж как-нибудь доберусь на метро или такси. Я же в прошлом москвичка, если ты не забыл.
— Ну как знаешь.
Кира ушла к себе в комнату, села на диван и застыла.
Дел, собственно, было не так и много. Самое несложное — съездить на кладбище, к родителям. Убрать могилы, посадить цветы, мама любила настурции и бархатцы и каждую весну выращивала в ящиках на балконе. Дальше найти женщину, договориться, чтобы покрасили ограду. Ну и самое главное — решить с памятником. Памятник на могиле родителей, собственно, был. Так себе, правда. Памятник поставила мама — через год после смерти отца. Был он, конечно, паршивым — серо-сизого грязного цвета, смесь бетона с гранитной крошкой, словом, самый дешевый, для бедноты. «Ну хоть такой!» — словно извиняясь, написала мама, выслав Кире фотографию.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу