Кара Делевинь - Зеркало, зеркало

– Я не разрешал ее выпускать. – Аарон хватает Лео за шкирку и притягивает его лицо к своему. И тут вмешиваюсь я, проносится у меня в мыслях, и говорю ему, типа, руки прочь от моего друга. Но вместо этого я вжимаюсь в стену, чуя, что теперь всем нам может здорово прилететь. От него за милю разит спиртом, травкой и чем-то еще. Мне случалось видеть ярость, и боль, и алкогольное опьянение, и наркотический угар, но чтобы все эти состояния сочетались в одном человеке, я вижу впервые. И мне хочется бежать.

Но бежать некуда.

– Нельзя держать ее взаперти. – Лео старается напустить на себя непринужденный вид и, высвободившись из рук Аарона, расправляет плечи. Больше всего на свете мне хочется крикнуть ему, чтоб он остановился, не разговаривал с этим сумасшедшим, не двигался, даже не дышал. Мы сейчас как на минном поле: один неверный шаг – и все рванет.

– Аарон, нет… – произносит мама Лео тихим дрожащим голосом.

– Она наша мама, а не животное, братуха, – говорит Лео.

– Ничего, сынок, ничего страшного, – говорит миссис Кроуфорд.

– Ты вздумал мне указывать? – кулак Аарона отводится назад. – ТЫ ВЗДУМАЛ МНЕ УКАЗЫВАТЬ?

Все происходит так быстро, что, увидев распластавшегося на полу Лео с окровавленным лицом, я не сразу понимаю, что к чему. Знаете, в ужастиках планы иногда настолько быстро сменяют друг друга, что и не уследишь. Вот и тут так. Я хочу броситься к Лео, заслонить его собой, но не могу и пошевелиться. Не могу дышать. Парализованная страхом, я не прихожу ему на помощь. Да уж, я была о себе лучшего мнения.

– Слушай внимательно, братуха. – Аарон вытаскивает из кармана треников пистолет и приставляет его ко лбу Лео. – Я только и слышу, что мне можно делать, а чего нельзя, и мне это уже порядком поднадоело. Кто не держит меня в респекте, только испытывает мое терпение. Ты меня уважаешь, заруби это себе на носу. Она меня уважает, и вы оба будете делать то, что я вам скажу, потому что вы моя собственность. Вы, уроды, принадлежите мне, как и весь этот сраный город, и если мне вздумается сжечь его дотла, я так и сделаю, с вами вместе. Можете не сомневаться.

– Господи… Скука! – фыркает Ашира.

Я слышу ее голос, вижу ее краем глаза, но все мое внимание приковано к дулу пистолета, которое Аарон нацеливает ей в грудь.

– Сдохнуть захотела, сука? – спрашивает Аарон. – Ты вообще кто, блять?

– Да, иногда мне хочется сдохнуть. – С каждым словом Ашира приближается к пистолету на шаг. – Иногда хочется погрузиться в забвение, ведь это самый легкий выход. Но знаешь что? Ты не представляешь, как тебе повезло, что у тебя есть родные, которым ты небезразличен, брат, который хочет тебе помочь. Будь моя сестренка в сознании, будь она здорова, будь у меня возможность что-то изменить – как у тебя сейчас, – я бы уж точно не запугивала ее пистолетом, слышишь ты, мудак? – Она делает еще шаг ему навстречу. У меня подгибаются колени, и, по-прежнему не отрывая глаз от ствола, я оседаю на пол. Руки и ноги как будто отнялись.

– Эш, – пытаюсь прохрипеть я, но у меня не получается издать ни звука.

– Тебе, должно быть, очень страшно, – говорит Ашира. И несмотря на то, что на нее наставили пистолет, ее голос делается мягким и нежным. – Только очень напуганному и очень одинокому человеку уважение может быть дороже любви близких и жизни собственного брата. И я, как мне кажется, могу тебя понять. Я могу понять, каково это – когда тебе настолько хреново. Но у каждого есть выбор: жить или умереть, заботиться или убить. Так что, если для того, чтобы почувствовать себя мужиком, тебе нужно спустить курок, вперед. Тебя снова упекут за решетку, на этот раз с концами. Возможно, тюрьма – это единственное место, где ты способен себя проявить. Так давай же, размажь мои мозги по обоям, если тебе от этого станет легче. Мне, честно, насрать.

Я думала, что за время, прошедшее с того дня, как я застукала Аширу за взламыванием городской системы видеонаблюдения, мне удалось неплохо ее узнать, но по-настоящему она открывается мне только сейчас. Внезапно я четко вижу тот темный, бескрайний океан печали, в котором она дрейфует в одиночку изо дня в день. Печали до того глубокой, до того саднящей, что при виде слетевшего с катушек торчка с пушкой она чувствует с ним родство и даже что-то наподобие надежды.

Аарон не двигается с места одну, две, три, четыре, пять, шесть секунд. На десятой секунде, не переставая держать нас на прицеле, он выскакивает из квартиры и захлопывает дверь.