Кара Делевинь - Зеркало, зеркало

– Готова? – Рядом со мной появляется Эмили.

– Вроде бы. А ты?

– Ага. Сказать по правде, вся работа уже сделана, – говорит она. – Мне нужно будет только нажать на «плей» и скрестить пальцы.

У нее милая улыбка, приятный голос. Мне нравится на нее смотреть.

– Ред, – говорит она. – Послушай, я тут подумала…

В этот момент у меня звонит телефон, и, увидев номер, я знаю, что просто обязана ответить.

– Извини, – перебиваю я, размахивая мобильником у нее перед лицом, как последняя козлина. – Очень важный звонок.

– Серьезно? Через четыре минуты мы начнем запускать в зал народ! – кричит Эмили мне в спину.

– Поняла, – отвечаю я, но все мое внимание уже сосредоточено на голосе на том конце провода. – Хорошо, – говорю я в трубку. – Погнали!

Мы стоим за закрытым занавесом – втроем, потому что Лекрадж, запаниковавший перед выходом на сцену, до сих пор не вылез из сортира, – и слушаем, как наполняется зал. Между половинками занавеса есть узкая щелочка, и мы по очереди в нее заглядываем. Я нахожу глазами Грейси и папу с мамой. Надеюсь, папа додумается вывести их из зала, когда поймет, что концерт идет не по программе. Эш пришла одна, потому что Джеки с Максом до сих пор сидят у постели Наоми и ждут, когда она вернется к жизни.

Эш садится в первом ряду, где я застолбила для нее место. Я пытаюсь определить, как обстоят дела в больнице, по выражению ее лица, но оно абсолютно непроницаемо.

– Пять сек! – говорю я.

– Ред, ты куда? – окликает меня Роуз.

Я слезаю со сцены и присаживаюсь на корточки у стула Эш.

– Ну как она? – спрашиваю. Эш поднимает на меня полные слез глаза и молча качает головой.

– Тебе обязательно здесь торчать? – Я накрываю ее руки своими. – Ты могла бы пойти к ним.

– Нет, – шепчет она. – Я не могу уйти. Я должна контролировать систему с телефона на случай, если кто-то попытается все вырубить. К тому же я обязана своими глазами увидеть его крах. Ради Най. Еще пару часов я протяну, а потом, когда все закончится, точно развалюсь на части.

– Зайка! – Папа заметил меня и жестом просит подойти. Я сжимаю руки Эш и, глянув на занавес, мчусь к своим.

– Мне надо бежать, – говорю я. – Слушай, пап, наша музыка вообще не предназначена для детей. Там много мата, да и темы довольно тяжелые: смерть, депрессия и всякая такая байда. Первая песня еще ничего, а вот потом вам с Грейси лучше уйти. Сразу после первой песни.

– Но тогда мы все пропустим…

– Да, жалко, конечно, но я не хочу травмировать Грейси. Мам, может, ты тогда останешься?

Бледная и изможденная, мама сидит на стуле, вцепившись в свою сумочку, но при этих словах ее глаза загораются и все лицо расплывается в улыбке.

– Хорошо, я останусь, – отвечает она.

– Я не хочу домой, – ноет Грейси.

– Ред! – кричит Лео из-за занавеса. – Поторопись!

– Когда все это закончится, мы с тобой создадим собственную группу, идет? – говорю я.

– И я буду там певицей? – не отступает Грейси.

– Конечно, если хочешь.

– Папочка, я буду певицей!

Я бегу на сцену, бросая последний взгляд на Аширу. Она один раз кивает головой.

Время.

Пришло.

Колонки разражаются звуком, который проносится по залу подобно ударной волне. Я закрываю глаза и вливаюсь в музыку. Каждая частичка, каждый атом моего тела пульсирует ей в такт. Из-под пальцев Лео летят искры, от мощного голоса Роуз по коже бегут мурашки, а Лекрадж ровными стежками сшивает наши партии в одно музыкальное полотно. Но не его гитару я слышу у себя в голове, не его представляю на сцене. Рядом со мной она: повернулась в мою сторону, одно плечо задрала, качает вверх-вниз головой, как всегда, выкладывается по полной. На три минуты она каким-то чудесным образом вернулась на сцену, чтобы доиграть песню, которую написала сама. Уверена, остальные тоже ощутили ее присутствие: это заметно по их улыбкам и движениям, по тому, как звучит с новой силой голос Роуз. Внезапно я понимаю: единственный способ не сорваться до конца этого адского вечера – выместить все свои чувства на ударных.

Звон тарелок – рокот бас-барабана – композиция завершается. Зал аплодирует стоя. Роуз оглядывается на меня с широченной улыбкой. К микрофону подходит мистер Смит, и она отодвигается в сторонку.

– Спасибо за столь особенное начало столь особенного вечера, – начинает он. – Я рад приветствовать вас на нашем сегодняшнем концерте, посвященном этой замечательной барышне.

Мы оборачиваемся на большой экран, на котором появляется фотография Наоми.